Почему-то в тот день был дневной спектакль. Почему-то в кассе нашелся билет. И почему-то совсем недалеко от сцены.
Почему-то именно в этот день мне очень хотелось, чтобы герой Владимира Андреева все-таки узнал героиню Татьяны Шмыги, чтобы оба они обрели наконец-то то, что потеряли так много лет тому назад. Ведь не зря же Леонид Зорин столкнул их вновь на том самом перекрестке. Пусть и в зале ожидания одного из аэропортов. Не узнал. Не обрели…
…Финальные слова актрисы потонули в аплодисментах. Зал встал. Женщины вытирали заплаканные глаза. Мужчины выглядели потерянными.
Я поймала на себе взгляд актрисы, стоящей на сцене. Он был удивленным. Вряд ли она меня узнала, подумала я и… улыбнулась сквозь слезы.
В фойе, перекинув плащ через руку, вдруг услышала:
— Простите, вы — Лада? — Билетерша осторожно тронула меня за руку.
— Да, — меньше всего я была в тот момент расположена к разговору.
— Вас Татьяна Ивановна просила зайти…
— Что? — от неожиданности я чуть не подпрыгнула.
— Пойдемте. Она вас ждет.
— Татьяна Ивановна, извините, но я сегодня без цветов, — начала лепетать я после традиционных приветствий.
— У вас что-то случилось, — констатировала актриса.
— Нет-нет, все в порядке.
— Лада, — голос Татьяны Ивановны стал строгим. — Зачем вы меня обманываете? Я весь спектакль наблюдала за вами, я видела ваши глаза, полные слез. И не надо мне говорить, что вы плакали по ходу действия спектакля. Простите, — она осеклась на полуслове, — я не имею права так настойчиво вторгаться в вашу жизнь…
Она шагнула мне навстречу и прижала к себе.
— Это вы меня простите! — Ее участие настолько меня тронуло, что я не выдержала. Силы закончились.
Монолог о собственном перекрестке длился долго. Татьяна Ивановна слушала не перебивая, в какие-то моменты лишь крепче прижимала к себе. Белый батник, в котором она выходила на сцену, намок от моих слез. Несколько раз открывалась дверь ее гримерной.
Господи, я же ничего про вас не знала. Знаешь что, — тогда впервые она назвала меня на «ты» и вновь осеклась, — пойдемте погуляем. Проводите меня до дома.
Я подняла на актрису заплаканные глаза.
— Все будет хорошо! Будем жить! — Она улыбнулась.
Гуляли мы долго. И разговаривали, разговаривали, разговаривали. Она не произносила дежурных фраз, не успокаивала, не давала никаких советов. Потому что, как мудрая женщина, прекрасно понимала — в таком состоянии я ее просто НЕ УСЛЫШУ Не касаясь напрямую определенной темы, Татьяна Ивановна словно заговаривала мою боль. На какой-то миг мне показалось, что она совсем прошла. Остановившись возле ворот ее дома, услышала:
— Пойдемте чаю попьем!
— Мне неудобно, Татьяна Ивановна. Я и так отняла у вас много времени.
— А я у вас отниму еще немного. — И она увлекла меня во двор.
Сидя за столом в ее уютной гостиной и слушая историю о ее перекрестках, в какой-то момент я вдруг почувствовала, что стало легче дышать, пружина, сжимавшая мое сердце, разжалась. Из него словно выскочила маленькая льдинка.
— Родители меня научили тому, что главное в этой жизни — сохранить достоинство. Это порой бывает сложно, но очень важно — не потерять себя. Вам себя упрекнуть не в чем. А в остальном — Бог нам всем судья.
И после некоторой паузы, словно стряхнув с себя воспоминания:
— Вот теперь и вы обо мне много что узнали… Будем жить? — полувопросительно-полуутвердительно поинтересовалась она.
Я кивнула в ответ.
Она могла бы «не заметить» меня со сцены, могла бы после спектакля уйти домой, потому что устала, потому что надо отдохнуть, многое могла бы сделать, но не сделала. Наверное, у нее были какие-то другие дела, но она их отложила. Потому что увидела мое состояние и не смогла пройти мимо. И протянула руку помощи. И вытащила меня из тьмы неверия и разочарования. Просто вытащила, и все.
«Все будет хорошо!» и «Будем жить!» — Актриса не любила жаловаться. Ни на проблемы, ни на здоровье. Однажды как-то пошутила: «У меня температура всегда 35 и 3. Вот такая я холоднокровная». Все остальное она тщательно скрывала, и лишь самые близкие люди знали, чего стоило ей порой выходить не только на сцену, но иногда и просто на улицу, как тяжело иногда было садиться за руль автомобиля, как невыносимо было расстаться с любимой дачей, с которой связано столько воспоминаний.
Я навсегда испорчена Татьяной Ивановной. Ее талантом, ее голосом, ее походкой, ее шармом. Театр опустел без нее. Да простят меня другие актрисы. Каждая из них по-своему прекрасна, но…
«Не кончается жизнь никогда», — пела ее Джулия Ламберт.
О том, что она тяжело больна, актриса не хотела говорить никому. Не могла позволить себе, чтобы ее видели немощную — друзья, коллеги, журналисты.
Не о себе думала Татьяна Ивановна в последние дни, а о нас — ее зрителях.
Такой она и осталась в нашей памяти: великой актрисой и уникальной женщиной. Единственной королевой в своем королевстве.
Меняются репертуары,
Стареет жизни ералаш.
Нельзя привыкнуть только к дару,
Когда он так велик, как ваш.
Он опрокинул все расчеты
И молодеет с каждым днем,
Есть сверхъестественное что-то
И что-то колдовское в нем…
Словно о ней написал эти замечательные строки Борис Пастернак.
«Я хочу поблагодарить всех, кто принял сегодня участие в моем спектакле, — говорила Татьяна Ивановна от лица своей героини Джулии Ламберт. — Тебя, Майкл! Тебя, Джимми! Вас — Эвис! Я благодарю всех!»
…Я же хочу поблагодарить всех, кто помог мне в работе над этой книгой:
• композитора и дирижера Анатолия Кремера;
• директора Государственного академического театра «Московская оперетта», заслуженного деятеля искусств России Владимира Тартаковского;
• заместителя директора Государственного академического театра «Московская оперетта», заслуженного работника культуры России Валерия Сазонова;
• народного артиста РСФСР Юрия Веденеева;
• преподавателя вокала в ВТУ имени Щепкина, заслуженного работника культуры России, профессора Марину Никольскую;
• солиста Государственного академического театра «Московская оперетта» Дмитрия Шумейко;
• концертмейстера Государственного академического театра «Московская оперетта» Людмилу Семешко;
• заведующую литературной частью Государственного академического театра «Московская оперетта» Аллу Туеву;
