Обвинили даже в том, что мама привезла из Нечерноземья ведро краснозема, использовав государственный транспорт – самолет. Мама тогда действительно занималась исследованием почв, работая в сельхозакадемии.
Глупость на глупости. Утверждали, что она разъезжала на лошадях с золотыми колокольчиками. На самом деле мама действительно любила лошадей и ходила в манеж. Золотые колокольчики, естественно, очередная выдумка.
Пройдет время, и все эти «обвинения» будут растиражированы и пойдут гулять по свету, обрастая новыми легендами. Как, скажем, эта: якобы у отца была своя элитная преторианская гвардия из 200 грузин. Если верить тем же западным источникам, «охрана любила Берия, как своего племенного вождя». И это сказки, но подтекст совершенно ясен: два грузина оккупировали Россию и бесчинствовали в ней. Охрана, естественно, тоже из грузин, сотрудники НКВД – тоже грузины… Правда лишь в том, что личная охрана действительно любила отца. И он к ним очень хорошо относился. Было этих ребят человек 10–12, не больше. Да и работали они не в одну смену. Больше трех я никогда не видел. Обычно за его машиной шла еще одна машина сопровождения. Вот и вся охрана. Да еще у ворот дачи дежурный находился, но военным он не был. И еще одна любопытная деталь: в личной охране отца был один грузин и один армянин – Саркисов. Остальные – русские и украинцы.
Как ни странно, но и саму биографию отца умудрились переписать до неузнаваемости. Если верить некоторым публикациям, то он стал одним из руководителей государства едва ли не в начале 30-х. Разумеется, это не так. Он довольно рано пришел в революционное движение, еще в училище организовал нелегальный марксистский кружок.
В июне 1917 года в качестве техника-практиканта армейской гидротехнической школы его направляют на Румынский фронт. А дальше – революция. Работал в подполье, был арестован, снова подполье, и снова арест…
После революции жизнь его сложилась совершенно иначе, чем он планировал. Не став архитектором, как мечтал, отец увлекся нефтеразведкой. Его даже собирались отправить на учебу в Бельгию, о чем он не раз впоследствии вспоминал. Но и здесь не сложилось. С 1921 года отец работает заместителем начальника секретно-оперативной части АзЧК, затем становится начальником секретно-оперативной части, позднее – заместителем председателя Грузинской ЧК. До этого – непродолжительная работа в ЦК КП(б) Азербайджана, учеба в Бакинском политехническом институте.
Сохранились документы, связанные с работой отца в Азербайджане, датированные 1923 годом.
Из характеристики Л. П. Берия:
«…обладает выдающимися способностями, проявленными в разных аппаратах государственного механизма… Он с присущей ему энергией, настойчивостью выполнял все задания, возложенные партией, дав блестящие результаты своей разносторонней работой… Следует отметить как лучшего, ценного, неутомимого работника, столь необходимого в настоящий момент в советском строительстве».
Характеристика подписана секретарем ЦК Ахундовым. Столь же высоко ценят молодого энергичного чекиста, направленного в ЧК партией большевиков, его непосредственные руководители. Отец явно с благословения Дзержинского становится кавалером ордена Боевого Красного Знамени, награждается именным оружием – пистолетом «Браунинг», часами с монограммой. В 32 года он уже председатель Закавказского, Грузинского ГНУ, полномочный представитель ОГПУ в Закавказье. Впереди – высокий пост первого секретаря ЦК партии Грузии, руководителя партийной организации Закавказья, перевод в Москву… Блестящая карьера? Безусловно. Но где ее истоки? В благосклонном отношении Сталина, как об этом нередко пишут? Отнюдь, в те годы они просто-напросто не были знакомы. Тогда где?
Как правило, путь был один. Вспомните карьеру Маленкова хотя бы. Как и многие другие, он сделал ее в Орготделе ЦК. Не исключение и Хрущев. В поле зрения Сталина и партийной верхушки он оказался, когда громил троцкистскую оппозицию. Доносы, интриги – все это было абсолютно типично для того времени. Биография отца – имею в виду подлинную его биографию, основанную на реальных фактах, а не домыслах, – резко отличалась от большинства других. Его довольно быстрое, даже по тем временам, продвижение по служебной лестнице связано в первую очередь с его позицией, занятой в 1924 году по отношению к меньшевистскому восстанию в Грузии. Именно тогда на него обратили внимание в Политбюро.
А произошло вот что. В 1924 году отец, заместитель начальника Грузинской ЧК, узнает, причем заблаговременно, о том, что готовится меньшевистское восстание. Учитывая масштаб будущих выступлений, отец предлагает любыми политическими мерами предотвратить кровопролитие. Орджоникидзе, в свою очередь, передает его информацию в Москву. Ситуация тревожная: разведке достоверно известно, что разработан полный план восстания, готовятся отряды, создаются арсеналы. Выступления вспыхнут по всей республике, и пусть они в действительности не будут носить характера всенародного восстания, но выглядеть это будет именно так.
Отец понимал, что эта авантюра изначально обречена на провал, на большие человеческие жертвы. Необходимы были энергичные меры, которые позволили бы предотвратить кровопролитие. И тогда он предложил пойти на такой шаг – допустить утечку полученной информации. Его предложение сводилось к тому, чтобы сами меньшевистские руководители узнали из достоверных источников: Грузинская ЧК располагает полной информацией о готовящемся восстании, а следовательно, надеяться на успех бессмысленно. Орджоникидзе, видимо, получив согласие Москвы, не возражал: в той непростой обстановке это было единственно верным решением. Но меньшевики этой информации не поверили и расценили ее всего лишь как провокацию. Видимо, пересилила вера в заверения Франции и Англии. Вы, мол, начните, а мы поддержим…
В дальнейшем события развивались так. В Грузию был направлен один из лидеров меньшевистского движения, руководитель национальной гвардии Джугели. О его переброске отец узнал заблаговременно от своих разведчиков и, разумеется, принял меры: Валико Джугели был взят под наблюдение с момента перехода границы. Но всего лишь под наблюдение – арестовывать одного из влиятельных лидеров меньшевиков не спешили. Само пребывание Джугели в Грузии решено было использовать для дела. По своим каналам отец предупредил Джугели, что для Грузинской ЧК его переход границы не секрет и ему предоставлена возможность самому убедиться, что восстание обречено на провал.
К сожалению, и эта информация была расценена как провокация чекистов. Джугели решил, что ГрузЧК просто боится массовых выступлений в республике и неспособна их предотвратить, поэтому пытается любыми средствами убедить меньшевистское руководство в обратном.
