…познает его императорское высочество, что нет народу наивящшей от Бога милости, как поданием ему государя боголюбиваго, правосуднаго и милосердаго, следовательно он так, как любезнейшие отечеству его предки, сам же признает обязуемой его пред отечеством долг. <…>
Почему обучения закона, есть несумненно наиважнейший пункт добраго воспитания, – следовательно избранной к тому наставник – должен иметь речь внятную и ласковую, душу прямую и безкорыстную, разсудок здравой, и был бы чужд всякаго предуверения и суеверства, вещь, свойственная одним ложным законам, разорительная же нашему благочестию, где вера с добрыми делами неразрывно сопряжена. <…>
Между первыми, где гистория будучи по справедливости почитаема лучшим руководством для тех, кои рождены к общему благополучию, и потому она достойна особливаго места в сем воспитании и начаться должна без упущения времени нарочными краткими и внятными сочинениями – предпочтительно о своем отечестве. Что касается о добром научении собственнаго нашего языка хотя б Россия еще и не имела Ломоносовых и Сумароковых, то б, при обучении закона, чтение и одной древняго писания псалтири, уже отчасти оное исполнило. Притом сначала малыя и легкия письменныя экзерциции мыслей и разсуждений его императорскаго высочества тому же поспешествовать будут; а имеющие честь быть к нему приставленными, должны прилежно наблюдать, чтоб его высочество не привыкал к употреблению подлых наречений и слов, ниже б поносныя и язвительныя из уст его выходили.
Нашего времени обычай и множество изрядных книг, учинили в Европе общим французской язык; немецкой же в России надобен в разсуждении соседства и завоеванных провинций; но и тому и другому, яко живым языкам, возможно в детстве обучать больше наслышкою разговоров, дабы без нужды не тратить дорогое время воспитания. А когда лета дойдут до той зрелости, где без отягощения понятия научение грамматических правил способны будут, тогда его высочество найдется в состоянии сам себя поправлять в тех погрешностях, кои почти завсегда в разговорах попадаются.
Кавалерския экзерциции также по мере возраста употребляемы быть должны, по натуральной же веселаго дитяти склонности к невинным забавам, танцам и рисовальному художеству надо дать первенство.
Во время, когда его императорское высочество достигнет помощию Божиею тех лет, в которыя всем пристойным наукам сам обучаться изволит в обыкновенном порядке, тогда будет весьма полезно учинить особливое разсуждение, каким способнейшим образом приступить к прямой государственной науке, то есть: к познанию коммерции, казенных дел, политики внутренней и внешней, войны морской и сухопутной, учреждений мануфактур и фабрик, и прочих частей, составляющих правление государства его, силу и славу монаршу <…>
Всеподданнейшая ревность и усердие не дозволяют ничего оставить на совести, и преодолев рабскую несмелость, заставляют при заключении сего росписания, всенижайше представить, как малое мое понятие мне воображает, что сходственнее быть может с мудрым ея императорскаго величества намерением о воспитании государя великаго князя, если всякое излишество, великолепие и роскошь, искушающия молодость, от него отдалены, и не инако ему представляться будут, как надеждою будущаго награждения в тех летах, когда воспитание окончится за усердное соответствование в том всевысочайшей воли и желанию ея императорскаго величества; комнату же его высочества, или двор сочинить так, чтоб сравненно с его природным достоинством, чин, благопристойность и добронравие были всему украшением. <…>
* * *
КНЯЗЬ Я. П. ШАХОВСКОЙ, ГЕНЕРАЛ-ПРОКУРОР СЕНАТА, О ИЕРОМОНАХЕ ПЛАТОНЕ. Я, государыня, с ним о разных материях разговаривал, он на все столь исправно ответствует и все столь основательно решает, что меня удивил. И как я его о многом и до иных стран касающемся вопрошал, он все так объяснял, как будто в чужих краях учился. Он говорит, что нигде не был, а учился только в Москве в Спасской школе (академии, которая помещалась в Заиконоспасском монастыре). Сие все, государыня, меня удивило, что сей монах, в столь молодых летах, столько знания имеет…
* * *
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ МИТРОПОЛИТА ПЛАТОНА Великий Князь был горячего нрава, понятен, но развлекателен. Разные придворные обряды и увеселения немалым были препятствием учению. Граф Панин был занят министерскими делами, но и к гуляньям был склонен. Императрица самолично никогда в сие не входила. Однако, высокий воспитанник, по счастию, всегда был к набожности расположен, и рассуждение ли или разговор относительно Бога и веры были ему всегда приятны. Сие, по примечанию, еще ему внедрено было со млеком покойною Императрицею Елизаветою Петровною, которая его горячо любила и воспитывала приставленными от нее весьма набожными женскими особами. Но при том Великий Князь был особо склонен и к военной науке и часто переходил с одного предмета на другой.
* * *
ПРОТОИЕРЕЙ В. МАГНИТСКИЙ Много приходилось трудиться, чтобы поставить дело религиозного воспитания августейшего ученика на должную высоту. <…>
По расписанию уроки закона Божия должны были быть не каждый день, а лишь по понедельникам, средам и пятницам, когда на эти дни не падали праздники, – продолжались обычно час: с 12 часов дня до часу. Кроме того, по воскресным и праздничным дням перед обедней законоучитель читал своему воспитаннику Евангелие с объяснением. Иногда на уроках закона Божия присутствовала сама Императрица, чаще был воспитатель…
* * *
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ КНЯЗЯ П. А. ВЯЗЕМСКОГО. Военный элемент не преобладал в воспитании и среди лиц, окружавших юного великого князя. Военные упражнения не отвлекали его от занятий. Его не приучали быть прежде всего военным <…> но его обучали военному делу с высшей точки зрения, а не погружали в мельчайшие практические подробности, которые только могли бы сбить и ложно направить ум ребенка.
* * *
МАЙОР АРТИЛЛЕРИИ М. В. ДАНИЛОВ. Бороздин, подполковник, ласковый мой благодетель, был взят из Риги в Петербург. Граф [Петр Иванович Шувалов] <…> приказал <…> ему сделать в артиллерии находящихся орудий со уменьшением калибра для поднесения цесаревичу Павлу Петровичу. Бороздин поручил оную мне комиссию исполнить. Я забрал всякого рода мастеров в артиллерии, учредил оную комиссию в школе, где я жил, и через некоторое время сделал всех находившихся в артиллерии пушек, мортир и гоубиц и к ним всякую принадлежность против натуральной величины в двенадцатую долю калибром, самой хорошей работы, с позолотой и чеканками, серебряными клеймами, с вензелем его высочества; под все оные орудия состроили мы батарею столярную, по пропорции, обили зеленым бархатом, обложили гасом золотым в пристойных местах, и принесли к графу в его дом. Он, увидя батарейку с принадлежностями работы самой чистой и в аккуратной пропорции сделанную, оказал свое удовольствие и похвалу справедливую.
