Канцлерство Брандта осталось в воспоминаниях целым рядом ярких кадров и эмоциональных сцен, как, например, коленопреклонение перед Варшавой или взгляд из окна отеля «Эрфуртер Хоф». Сам Брандт скрывал свои чувства. Молчаливый, замкнутый, далекий от всех настолько, что мечтательность, приписанная ему почитателями, казалось, мешала ему. Это была именно та черта его характера, которая во время второго срока на посту канцлера довела Брандта до неспособности исполнять правительственные функции. Конец правления Брандта был банален. Шпион ГДР в приемной канцлерского ведомства, пикантные любовные истории на задворках канцлерской резиденции были названы главными причинами его отставки в 1974 году. Настоящие мотивы отставки Брандта лежали глубже. Он был человеком призрачных миражей, которые ему удалось воплотить в жизнь. Изможденный морально и физически, он перестал быть канцлером, который мог решать срочные внутриполитические и более всего экономические проблемы. На пятки ему наступал тот, кто умел делать все это лучше.
«Комбинатор, фуражка, Могадишу»[2] — гласил заголовок одной из газет того времени. Точнее и короче нельзя выразить целый образ. И все же, каким бы расхожим ни стало это выражение, оно не отражает полностью человека и политика Гельмута Шмидта. Заглянув за фасад из трех «М», можно понять, что комбинатор в фуражке славен не только своим успехом в Могадишу.
Гельмут Шмидт появился в 1974 году, и как раз вовремя. Когда он взял на себя обязанности канцлера, граждане охотно доверили ему, компетентному экономисту; вызволять страну из нефтяного кризиса 1973 года. Его опыт был несравним с опытом прежних канцлеров: он был сенатором по внутренним делам в Гамбурге во время катастрофического наводнения, председателем фракции, министром обороны, экономики и финансов в кабинете Брандта. Он был незаменим во времена всеобщего кризиса: внутри страны нарастала угроза террора «Фракции Красной Армии»[3], во внешней политике на подходе была гонка вооружений, поставившая тему мира во главу угла. Сам Шмидт видел центральными пунктами своей политики вооружение и обеспечение мира, что в результате отдалило его от собственной партии. Прагматику, сформировавшемуся и получившему опыт военного поколения, оставались чужды идеалистические рецепты его левых товарищей по партии и «игры в ангелов мира».
Но именно длительный экономический кризис стоил, в конце концов, «мировому эконому» Шмидту поста канцлера — партнер по коалиции вышел из игры. При этом рецепты Шмидта предотвратили самое худшее. Ведь лоцман государственного корабля не был приверженцем одиночных решений, напротив, он боролся за нахождение консенсуса в диалогах с предпринимателями и ремесленниками. Он умел хорошо слушать и также хорошо убеждать благодаря своей компетентности. Но консенсус, которого Шмидт достигал, был консенсусом большинства. Он мало понимал в проблемах защиты окружающей среды или в критике использования атомной энергии, которые ставились и дебатировались не центральными партиями. Однако «зеленые» со своим движением протеста смогли получить немалое число голосов избирателей.
Менеджмент в условиях кризиса почти не оставлял «ведущему служащему республики» времени на глобальные политические начинания, поэтому критики часто вменяли ему в вину неспособность смотреть в будущее. Шмидт совместил успешную прозападную политику Аденауэра и «восточную политику предвидения» Брандта и использовал их в интересах федеративного государства. Он защищал республику от всевозможных проявлений враждебности. Представители партий почти всего политического спектра уважали его, и, таким образом, он стал выше любой партии и одновременно с этим превратился в центральную политическую фигуру своего времени: «канцлерская демократия» перестала быть выражением личной полноты власти и стала синонимом широкого консенсуса.
Центральной политической фигурой ему также помимо стать его независимое обхождение с таким средством массовой информации, как телевидение. «Актер на подмостках государства», не вполне свободный от тщеславия, Шмидт умел показать себя. При этом едва ли играло большую роль то, что в личном общении с людьми он часто выставлял противника в невыгодном свете. Или то, что его нетерпеливость часто придавала ему грубоватый фельдфебельский шарм. Этому уроженцу ганзейского города редко удавалось достучаться до человеческих сердец, зато он вполне владел их умами, и этого прагматику Шмидту хватало целиком и полностью.
Шестой канцлер пережил конец эпохи, оставившей отпечаток на пятерых его предшественниках. «Холодная война» подошла к концу, старый порядок вещей исчерпал себя. После долгих лет стагнации политика получила наконец возможность развиваться. И Гельмут Коль ухватился за эту возможность. Коль — канцлер единства. Когда в 1982 году после вотума недоверия к власти пришел этот уроженец Пфальца, его популярность была невелика, он находился в тени предшественника. Хватало остроумцев, считавших его халифом на час. На самом деле Коль стал главным действующим лицом перемен мирового масштаба. Выходец из народа и патриот, на посту канцлера Коль получил возможность объединить Германию. То, что он задолго до объединения Германий заговорил о «едином отечестве», сделало его всеобщим посмешищем, но вскоре зубоскалы замолчали.
Три американских и два французских президента, два британских премьера и два советских главы государства оказали Колю должное уважение. «Канцлер переходного периода» отправил в отставку четырех глав оппозиции и правил дольше всех остальных канцлеров.
За шестнадцать лет все прошедшее сконцентрировалось в одно целое. В 1976 году Йоханнес Гросс пророчески писал: «Аденауэр был отцом республики, Эрхард — ее кормильцем. Брандт хотел спасти ее, Шмидт сохранить, а Коль стал канцлером нового типа, не желающим определять себя самостоятельно и предвещающим будущее, зародившееся в начале этого круга». На пути к единству Коль взял что-то от каждого своего предшественника: он придерживался «политики силы» Аденауэра, веря в то, что только решительный Запад сможет подвигнуть Москву на уступки. Он получил в наследство политику ослабления напряженности Вилли Брандта, которая ставила целью облегчить людям жизнь. Символом этой политики стал визит Хонеккера. Инициированное Шмидтом «двойное решение» НАТО Коль воплотил в жизнь, что в конечном итоге повлияло на решение Москвы относительно разоружения.
В конце концов Федеративная республика устала от Коля. Его наследник на посту канцлера, Герхард Шрёдер, почувствовал эту усталость. Он не обещал построить новую республику, но пообещал улучшить ту, что уже имелась — радикальные перемены не были никому нужны, требовалось просто не допустить застоя.
