Тут Светлана впервые заметила меня… Взгляд её напоминал взор богини с Парнаса на навозного жука. Она мгновенно оценила и мой ватник, и кепочку, и возраст «глубоко за двадцать», и простецкую физиономию…
— Ну вы понимаете, что в вашем возрасте уже поздновато начинать! И потом — эта ваша стройка ну никак не гармонирует с тем, что вы хотите играть классиков.
Тут вмешался Лёня:
— Светочка, он меня так достал с этой дурацкой идеей. Я обещал ему, что такой крупный специалист, как вы, послушаете, что он там наподбирал по слуху, и оцените по достоинству его ерунду. Уделите ему секунду, и мы пойдём.
— Ну, ладно, — кисло согласилась Светочка, кляня себя за убитое с нами время, — давайте, только быстро!
Я снял кепочку, сунул её в карман, обтер об себя руки — и присел к роялю. Левой рукой я, тщательно примериваясь, взял ля-минорный аккорд, как говорится «навсегда», а правой рукой в до миноре заиграл вальс «Амурские волны», ежесекундно сбиваясь и не попадая в такт с левой рукой…
…Светочка сидела с видом профессора, которого непонятно откуда взявшийся жлоб отрывает от святого служения Искусству. Но воспитание не позволяло девушке прервать жлоба, и она мило терпела мои «муки». Наконец я закончил, шумно высморкался в несвежий носовой платок, извлечённый из аналогичного ватника, и уставился на неё.
— Ну что вам сказать? Играйте себе дома на радость вашей бабушке, а вот к нам поступать, поверьте моему опыту, вам поздновато. Да и руки у вас, как для пианиста, очень неподходящие. Слишком широкая ладонь, а пальцы коротковаты. Да и со слухом тоже проблемы! (Эх, знала бы она, КОМУ это всё говорит!)
Я прикинулся огорчённым, а друг — Лёнька — говорит ей:
— Я, мол, тоже ему это всё говорил, только он не верит. Своди, говорит, к настоящему специалисту, а то — не отстану!
И тут я, настойчиво так, к «профессорше»:
— А я ещё одну мелодию по слуху подобрал, по радио передавали…
И не давая ей опомниться, «врубил» с ходу этюд Листа «Дикая охота». А пьеска эта, надо сказать, оченно виртуозная, повышенной сложности, и ею обычно «убивают» жюри на международных конкурсах и никак не ниже.
Пока я шпарил как заведённый октавы и головокружительные пассажи, Лёня внимательно смотрел на предмет своей страсти. Со стороны Светочка напоминала шар, из которого медленно выпускали воздух. Она менялась в лице, и было отчётливо видно, что она никак не может понять, ОТКУДА у хлопца со стройки такая филигранная техника и исполнительская мощь. Единственно, что она поняла, это то, что её жутко «прикололи».
…Я отчесал страницы две листовского текста и резко остановился:
— А в этом месте бабушка выключила радио, и я дальше не знаю…
— Да знаете вы и дальше, — сказала помрачневшая Светочка… и я вдруг понял, что «крепость» пала и Лёнька возьмёт «профессора» голыми руками если не завтра, так в ближайшем обозримом будущем.
Я ошибся на «чуть-чуть». Уже наутро Лёнчик пришёл ко мне с победным видом и сказал:
— Ох, мы с ней сегодня так ржали над вчерашней «разводкой», и она всё допытывалась, на какой стройке вкалывают такие виртуозы. Ну ты ж знаешь меня, я тебя не сдал!
И я понял, что ЭТО произошло у них уже вчерашним вечером. И порадовался за друга.
Как я поучаствовал в спектакле Театра на ТаганкеА ещё был случай. Со мной. Где-то в 60-х годах в Киев приехал легендарный Театр на Таганке. Супермодный, суперреволюционный, с популярнейшим Высоцким, с блестящими режиссёрскими находками Юрия Любимова…
В общем, не театр, а вкуснейшее блюдо для киевских театралов. А уж для нашего бомонда — тема засветиться, ну вы понимаете!
Естественно, билеты достались в первую очередь партийной элите и … мясникам. Кое-что перепало и театралам, но — чуть-чуть. И понятно, что без нужных знакомств простому хлопцу, кем я тогда и являлся, нечего было и соваться к Театру оперетты, где проходили гастроли.
Счастье улыбнулось мне в виде моего товарища Вовы Кошубы, который появился у меня дома с парой таганских барышень, то ли гримёрш, то ли костюмерш из легендарного театра. Понятно, что проблема билетов перестала существовать для меня после первых посиделок с оными дамами. И я засобирался на спектакль. Спектакль назывался «Десять дней, которые потрясли мир». Всё в нём было непривычно: вместо старушек-билетёрш стояли матросы-балтийцы, накалывавшие билеты на штыки. В фойе маршировали патрули, вместо ламп горели фитили в снарядных патронах… В общем, Киев ТАКОГО ещё не видел и приготовился КО ВСЕМУ!
Мои новые подружки протащили меня вовнутрь через какие-то подвалы, но о билете не могло быть и речи. Они сказали:
— Володя, мы тебя поставим на сцене за занавесом. Как только полностью вырубят свет — прыгай в ложу! Там никого нет — это правительственная ложа, а сегодня правительства там не будет. Прыгай смело — и устраивайся по-барски.
И откуда им было знать, что машинист сцены дядя Вадик провёл в ту же ложу своего кума — матерщинника, и тот уже вовсю кайфовал на «моём» месте. В общем, я дождался полной вырубки, и в темноте ПРЫГНУЛ! Со сцены! Высота — полтора метра! Прямо на ногу куму — матерщиннику!
И тот — в полной тишине! Со всей дури! На весь театр — «…ТВОЮ МАТЬ!»
Я уже говорил, что киевская публика, обалдевшая от любимовского авангарда, ожидала ВСЕГО. Но чтоб так революционно, с матерной фразы начать спектакль — такого не мог представить себе никто! Секунда оцепенения — и зал взорвался овациями!
И потом, уже позже, я слышал, как люди восхищённо рассказывали о ТОМ спектакле, и когда им возражали, мол, на следующих спектаклях подобного не было, то аргументом было — а что ж вы хотите, вы что, не знаете, где живёте, это наша киевская цензура запретила, и всё такое.
А я до сих пор считаю себя невольным соучастником любимовского авангарда той поры.
Как я рыбалкой «семью кормил»Из актуального. 2009 год, кризис протянул свои костлявые ручонки к горлу, а уже журналюги наши засуетились и давай обзванивать всех, у кого, как говорится, «медийное» лицо. Или ещё говорят — «рок»…
А вопросец задавался один — как будете переносить этот самый повсеместный катаклизм и думаете ли наконец ОТКАЗАТЬСЯ от любимой вами чёрной икры.
Позвонили и ко мне (типа значит — тоже «з1рка»!). Слово за слово, и надо же мне было в ответ на сакраментальный вопрос ответить, что надеюсь не пропасть, поскольку окромя зарабатывания Искусством ещё могу тучу разных вещей: начиная от археологии и заканчивая элементарной рыбной ловлей. И (как сейчас понимаю, СДУРУ) вспомнил случай из моей рыбацкой практики, когда однажды привёз килограмм тридцать крупного карася (и всё на удочку!). Родня тогда опешила, не зная, где взять такое количество аппетита, чтобы рыбку эту умять и не подавиться… Плюс тёща КАТЕГОРИЧЕСКИ отказывалась чистить ЖИВУЮ рыбу!!! Это у неё — от великих гуманистов прошлого.
