Слухи о «бунте» студентов доходили и до гимназистов, но пока Дмитрий больше интересовался книгами, которые приносил брат. Одну из таких книг — «Что делать?» Чернышевского — Владимир Ильич посоветовал прочесть «весьма вдумчиво».
«Что делать?» оказалась первой книгой, которую Дмитрий читал сосредоточенно, подолгу останавливаясь на полюбившихся местах. Каждая страница побуждала к размышлениям, заставляла смотреть на мир другими глазами.
Вскоре Дмитрий по-настоящему увлекся литературой. Глядя на старших, он старался читать много. Домашние частенько видели его то с книгой, а то и с популярным журналом. Конечно, книга книге рознь. Ряд дисциплин в гимназии приходилось просто зубрить, особенно латынь и древнегреческий язык. Хорошо еще, что для отдыха оставались шахматы. Как всегда по вечерам, соблюдая традицию, установившуюся еще при жизни отца, братья усаживались за доску, и, чтобы игра была на равных, Владимир Ильич отдавал вперед ладью или двух коней. За игрой быстро бежало время. Однажды, как вспоминал потом Дмитрий Ильич, будучи совсем замучен латынью и греческим языком, он сказал:
— Лучше бы вместо этих древностей в гимназии ввели шахматы для упражнения мозга.
Владимир Ильич весело взглянул на брата, покачал головой:
— Ну, этим ты поправишься, как говорится, из кулька в рогожку. Не надо забывать, что шахматы все-таки игра, а не дело.
К шахматам Владимир Ильич относился без особого энтузиазма, хотя в молодые годы играл много и очень хорошо. По утверждению А. Н. Хардина, выступавшего против самого М. И. Чигорина, Владимир Ильич мог стать выдающимся шахматистом.
Но у него тогда было других дел великое множество. Он пропадал то на занятиях революционного студенческого кружка, то в городской библиотеке, то просиживал дома над нелегальной литературой. Много времени отдавал изучению марксистских и русских демократических изданий. Под влиянием брата Дмитрий стал систематически читать старые номера «Современника», «Русского слова». Эти журналы ему попадали в руки после прочтения Владимиром Ильичем. Пометки брата служили своего рода указателями, на что обратить внимание, к чему следует отнестись предельно критически, а что и вовсе читать не стоит — пустое.
«Современник», конечно, был куда интереснее латыни и древнегреческого, но старший брат не однажды напоминал, что на этих языках написаны выдающиеся произведения античности, и с восхищением отмечал превосходный слог древнеримских ораторов.
И тут же, словно невзначай, напоминал, что и медицина пользуется латинскими терминами не случайно. Ни для кого в семье Ульяновых уже не было секретом, что Дмитрий по совету матери увлекся книгами по медицине, где сплошь и рядом встречалась латынь. Старший брат, словно сговорившись с матерью, горячо поддерживал увлечение Дмитрия.
И Марии Александровне было лестно, что Володя, мнением которого она особенно дорожила, поощряет увлечение младшего брата. Ульяновы стали выписывать журнал «Русский врач». Приводимая там статистика давала обильную пищу для размышлений, особенно заметки о неудовлетворительном медицинском обслуживании населения Поволжья, об угрозе эпидемий холеры и чумы.
Однажды неожиданно для матери и брата среди дня домой вернулся Володя. Он был сильно возбужден. Взял какую-то книгу и убежал в университет.
Все прояснилось к вечеру, когда брат сообщил, что участвовал в студенческой сходке.
Мария Александровна, бледная, взволнованная, слушала разгоряченного сына, словно вернувшегося с поля боя, и ужасалась: «Неужели все? Неужели исключат?» Столько стараний пропадало даром! Столько надежд!
Ночью Владимира Ильича арестовали. До рассвета Дмитрий не сомкнул глаз. Особенно он беспокоился о матери. Только бы она выдержала удар, не надломилась.
Из университета старшего брата исключили, но, освободив из-под ареста, оставили под негласным надзором полиции. Вместе с матерью и младшей сестрой он приехал в Кокушкино. Потом Мария Александровна привезла и остальных детей. В это время Дмитрий болел и гимназию не посещал.
В Кокушкине братья жили в одной небольшой, но уютной комнате. Их койки, покрытые серыми байковыми одеялами, стояли у печки — там было теплее. На некрашеном полу лежали домотканые коврики. В углу комнаты размещался верстак. На стене, за деревянной рейкой, заложены стамески, коловорот, буравчик, долото. На полке — рубанки и фуганок. Это рабочий инструмент Владимира Ильича. Он много и с удовольствием столярничал. И в комнате, особенно когда топилась печка, остро пахло свежей сосновой стружкой.
Но основное время, как и прежде, занимали книги. Исключенный из университета, Владимир Ильич, однако, не считал себя отстраненным от общественной жизни. В далеком приволжском хуторе, затерянном среди снежных просторов, он вел незримую полемику с популярными публицистами, толковавшими на свой лад социальные проблемы, стоящие перед обществом. Не последнее место среди этих публицистов занимал Н. К. Михайловский, известный теоретик народничества. Его статьи публиковались в газете «Русские ведомости» и в журнале «Русское богатство» — эти издания выписывали Ульяновы постоянно.
В 1889 году семья переехала в Самару и поселилась на хуторе недалеко от деревни Алакаевки.
Здесь Мария Александровна купила небольшой участок земли с деревянным домиком. К дому примыкал густой запущенный сад. От поля его отделял неглубокий ров, заменявший изгородь. Вокруг хутора, сколько видел глаз, простирались заволжские степи.
И опять, как и в Кокушкине, жизнь на отшибе, вдалеке от шумного города. Два лета кокушкинских да пять алакаевских — итого семь лет, проведенных братьями на природе, были периодом интенсивной умственной работы.
Жизнь в Кокушкине и Алакаевке стала своеобразным университетом на дому. Владимир Ильич, несмотря на негласный надзор полиции, с одной стороны, и на массу хуторских соблазнов (возможность охоты, дальних прогулок), с другой, организовал свои занятия таким образом, что, по существу, ни один день из семи лет не был потерян даром.
Время от времени Владимир Ильич наведывался в Самару. Часть пути — верст тридцать — нужно было ехать на лошадях, потом от станции Смышляевка — поездом. В один конец уходил почти целый день. Но с этим приходилось мириться. Дорога — помощница раздумий. В Самаре Владимир Ильич встречался главным образом с местными марксистами Алексеем Павловичем Скляренко, Исааком Христофоровичем Лалаянцем, Марией Петровной Голубевой, виделся с Вадимом Андреевичем Ионовым, одним из самых деятельных самарских революционеров.
