ТРЕМ ДАМАМ,
представившим меня М. И. Корсаковой, к которой явился я с апельсином
Одной из трех богинь Парис, Приамов сын,
Дал яблоко — и тем их вместе перессорил.
Я, чтоб никто из вас не спорил,
Принес с собою апельсин,
И в избежание меж вами шуму-грому
Даю с почтением его хозяйке дома.
Еще пример прелестной гривуазности старых русских аристократов. Неёлов был приглашен на именины к Юлии Мещерской, невесте князя Льва Гагарина, и вручая ей цветок (может быть, розу), произнес:
— Вот ваша копия — ее в саду сорвал,
А щастливый Леон возьмет оригинал.
Он умел легко парировать женскую критику в свой адрес.
СТАРОЙ ДЕВИЦЕ ПОПОВОЙ,
которая выговаривала мне, что не вспомнил дня ее рождения 24 декабря
Прости меня, забыл, любезная Попова,
Что прежде родилась ты Рождества Христова.
Завершая наше знакомство с Неёловым, приведем два высказывания поэта о себе:
ПОД ДАГЕРРОТИПНЫЙ ПОРТРЕТ С. НЕЁЛОВА,
СНЯТЫЙ 1844 ГОДА
На жизненном своем пути
Искал он только два предмета:
Души спокойствие найти
И независимость поэта.
Чинов, крестов не добивался,
Не гнулся у вельмож дугой
И до преклонных лет остался
Он барин сам себе — и никому слугой.
С. Н<ЕЁЛОВА> ИСТОРИЯ И ПОСЛУЖНОЙ СПИСОК
Я семь Андреевских в родстве своем имел,
И всякий был из них правителем начальства.
Чрез них, как и другой, я мог бы быть в чинах,
В крестах,
В местах,
Но не хотел
Из моего оригинальства.
Я независимость раненько полюбил
И не служил,
К тому же я в душе поэт,
Всегда свободой восхищался,
И до семидесяти лет
Корнетом гвардии, не сетуя, остался.
«Загадочная» первая строка «Я семь Андреевских в родстве своем имел…» означает, очевидно, что родственниками Неёлова были семь андреевских кавалеров — лиц, отмеченных орденом Андрея Первозванного, высшей государственной наградой России. Посмотрите, при каком родстве Неёлов отказался от военной карьеры:
«1. Фельдмаршал гр. З. Г. Чернышев {мои двоюрод. деды}
2. Адмирал гр. И. Г. Чернышев
3. Фельдмаршал гр. И. П. Салтыков {мои двоюрод. дяди}
4. Генерал-аншеф кн. С. Ф. Голицын
5. Генерал от кавал. кн. Д. В. Голицын {мой внучат, брат}
6. Адмирал кн. А. С. Меншиков (морской министр. — А. С.), брат первой моей жены
7. Граф П. Д. Киселев, брат второй моей жены»[17].
Продолжателем дела Неёлова стал поэт Иван Петрович Мятлев (1796–1844). Они были близки и по положению в московском обществе, и по экспромтной легкости стиха. Последнее, впрочем, как мы уже могли убедиться, вообще составляло характерную особенность русского дворянства той поры. Оно было так воспитано и так образовано, что человек, ни разу прежде не бравшийся за перо, в случае необходимости мог свободно сочинить рифмованную остроту, стишок в альбом или дружеское послание. Но в самой тогдашней культурной среде выделялись, что называется, записные поэты-острословы — те, для которых стихотворная рефлексия сделалась способом существования. К таковым относился Неёлов. Таким был Мятлев.
Семнадцати лет корнетом Белорусского гусарского полка он участвовал в войне с Наполеоном, а после войны уволился из армии, не прослужив, кажется, и трех лет. (Заметим, что позже и Козьма Прутков будет зачислен «в гусары», но, правда, «только для мундира», и прослужит менее трех лет.) Затем Мятлев поступил на службу в канцелярию министра финансов (а Прутков — в Пробирную Палатку, подчинявшуюся Министерству финансов). Работой Мятлев обременен не был, тогда как состоянием владел громадным. Продав одно из своих имений (Знаменское, под Петергофом) императору Николаю Павловичу, он вышел в отставку и несколько лет путешествовал по Европе, наслаждаясь искусством и красотами Германии, Швейцарии, Италии.
Уже до этого путешествия он был известен как автор стихотворных экспромтов. М. Ю. Лермонтов записал в альбом дочери историка Н. Н. Карамзина Софьи Николаевны такие стихи:
Любил и я в былые годы,
В невинности души моей,
И бури шумные природы,
И бури тайные страстей.
Но красоты их безобразной
Я скоро таинство постиг,
И мне наскучил их несвязный
И оглушающий язык.
Люблю я больше год от году,
Желаньям мирным дав простор,
Поутру ясную погоду,
Под вечер тихий разговор,
Люблю я парадоксы ваши,
И ха-ха-ха, и хи-хи-хи,
Смирновой штучку, фарсу Саши
И Ишки Мятлева стихи…[18]
По возвращении из-за границы «Ишка Мятлев» «разразился» необъятной юмористической поэмой «Сентенции и замечания госпожи Курдюковой за границею, дан л’этранже»[19], вложив в уста некой помещицы Курдюковой свои европейские впечатления. Поэма написана макароническим стихом, то есть смесью русского с французским или, что называется, «французского с нижегородским».
Берег весь кипит народом
Перед нашим пароходом:
Де мамзель[20], де кавалье[21],
Де попы, де офисье[22],
Де коляски, де кареты,
Де старушки, де кадеты,
Одним словом, всякий сброд.
Задымился пароход.
Поэма имела успех.
Издатель и редактор «Современника» Петр Александрович Плетнев рассказывал: «Возвратясь из университета перед обедом домой, я нашел Мятлева карточку и его стихи. Он прославился у нас Курдюковой. Эта героиня, русская помещица, путешествует по Европе, рассказывает карикатурно обо всем, что видит, и мешает… русские фразы с французскими. Местами смешно уморительно. Мятлев читает ее всем наизусть по нескольку тысяч стихов. Он даже добрался до чтения государю, который много смеялся. <…> [Мятлев] водил меня к старушке, своей матери, урожденной Салтыковой. Дом их самый аристократический и наполнен картинами, статуями и разными редкостями Италии…»[23]
