— Возможно, это связано с моим воспитанием. В нашей семье было трое детей, которые родились до конца Второй Мировой войны. Родители прочувствовали все ужасы, связанные с фашистским режимом. Им очень хотелось, чтобы дети стали совершенно новым поколением, тем, что вкладывается в такое емкое понятие — ребенок мира.
Дипломатом я стал очень рано – еще в детстве всех мирил, если возникали какие-нибудь ссоры или драки. Может, поэтому и профессию такую выбрал.
— Но первоначально вы занимались исключительно научной работой?
— Действительно, я довольно успешно работал в научной области, но мне показалось, что моему характеру, устройству интеллекта больше подходит некая смесь, где есть теоретические обобщения и конкретные действия. Люблю быть одновременно и аналитиком, и организатором. Понял, что для меня только работать над научными статьями, книгами, даже если это очень интересно по тематике, недостаточно.
— Потому вы и решили стать дипломатом?
— Да. И осуществить это у нас это довольно нелегко. Необходимо успешно пройти специальный отбор, хорошо знать иностранные языки. Состязание длится полторы недели. Экзамены есть как письменные, так и устные. Конкурс очень высокий. В моем случае из нескольких сотен претендентов для учебы в дипломатической школе (это форма дипломатической академии) выбрали только 30 человек.
К слову, тогда я и сам не понял, почему выбрали именно меня. Однако дальнейшее развитие событий показало, что выбор был относительно правильным.
— А у вас есть что-нибудь типа наших институтов «международных отношений»?
— Не совсем. Пойти после школы «учиться на дипломата» в Германии невозможно. Специфика в том, что в Германии дипломатами становятся специалисты из совершенно разных областей. У нас есть теологи, врачи, историки и т.д. За два года они получают одинаковое для всех еще одно образование. Первый год – разные теоретические занятия. Например, в области международного права, экономики. Естественно, есть и курсы совершенствования личности, где изучается, как нужно вести себя в рамках интервью или с помощью какой техники можно овладеть конкретной аудиторией, то есть все, что связано с публичным поведением дипломатов. Не было только курсов по организации венских балов, ибо это считалось не очень современным.
— С дипломатическим выбором всё более-менее понятно. А почему Вы выбрали историю?
— Наверное, в этом «виноват» один из моих учителей в гимназии. Когда мы сдавали экзамены на аттестат зрелости, он попросил сравнить французскую революцию с октябрьской. А я подумал, что это, наверное, судьба. Меня спросили именно то, чем я очень интересовался. Это был шанс ответить на отлично. Получил «шестерку».
— У вас же пятибалльная система?
— Шутка. Это значит выше высшего балла.
Возможно, успех и повлиял на решение.
Но не только он. В тот период в рамках наших университетов можно было самостоятельно осваивать и другие предметы. Сегодня университеты ближе к высшей школе, а тогда было все несколько проще – этакие очаги интеллектуальной свободы. Я позволил себе сочетать самые различные направления. Например, мог попасть на занятия сравнительного литературоведения, или на курсы психологии, лекции и семинары по педагогике, какой-либо политической науке. Словно внутренний голос мне подсказывал, куда нужно идти и что слушать. Сегодня я очень этому благодарен. Возможно, они и повлияли на то, что и сейчас я очень люблю. Речь о творческом, открытом, неограниченном взгляде на многие вещи. К слову, есть среди них и политические вопросы. Это очень важно и во многом объясняет то, почему я начал здесь свою работу без каких-либо предубеждений.
— А почему именно Александр II?
— О! Это очень интересно. Причем не только для России, но и для всей Европы. Содержание реформ было связано с вопросами свободы. Именно после Крымской войны началась работа по отмене крепостного права. Это серьезная попытка дать крестьянам формальную свободу, но в жизни все сложилось по-другому. Для того, чтобы состоялись реальные изменения, нужно было провести реформы всей системы. Создать новые структуры, прежде всего, местного управления. Было несколько вариантов, как это сделать. Один — на основе надзорного управления, то есть, все по-имперски авторитарно управляется из центра. Другой — на основе некого самостоятельного управления на местах.
Соотношение между центром и регионами везде, где есть человеческое общество, всегда является одним из главных вопросов. Это я видел в Хорватии и Казахстане, наблюдаю сейчас и здесь. Это главный стратегический вопрос внутренней политики, ведь речь идет о правильном, современном построении политических соотношений и реалий на основе свободы.
— В Беларуси Вы совсем недавно. Какими были Ваши первые впечатления?
— Возможно, не только метеорологические причины повлияли на мое восприятие. Когда я приехал сюда, в Беларуси стояла жара итальянского лета. Это очень положительно повлияло на мое восприятие. Была традиционная «летняя пауза», поэтому мои первые встречи бы не столь интенсивными. Из них чисто политических всего лишь несколько.
Контакты с коллегами из МИДа, сотрудниками нашего посольства. Встреча с президентом по случаю вручения верительных грамот. Из всего этого у меня сразу сложилось хорошее впечатление. И я понял, что после Казахстана попал в европейскую страну, в город, который является европейским не только в географическом смысле.
— Где Вы уже побывали и куда хочется съездить в ближайшее время?
— Я в самом начале пути. Вполне закономерно, что сразу нужно познакомиться с самым центром страны — Минском. В рамках правительства, парламента, средств массовой информации, учреждений области культуры, науки и т.д. Первые контакты у меня были фактически во всех сферах.
Я очень тронут тем, что везде почувствовал определенную симпатию к представителю Германии, который только-только начинает работать. Мое впечатление, что люди смотрят на меня не только как на символ немецкой экономики. Я чувствую что-то другое. Где-то в подсознании ваших людей живет историческая память, связанная с теми страданиями, которые принесла Беларуси Германия в течение XX столетия. Особенно трогательно, что это не мешает им искренне и нормально вести диалог. Для меня подобное очень ценно и важно.
— Кроме дипломатической работы, чем Вы еще занимаетесь?
— В принципе, я очень ленивый человек. Мне нужна определенная рабочая дисциплина. Люблю просыпаться рано – около шести утра.
