Н.Ш. В свое время у Вас был собственный опыт "вхождения во власть", связанный с попыткой горбачевской демократизации. Проблема "Перестройки, которую мы потеряли", наверное, еще долго будет объектом рефлексии российской общественной мысли. А как Вам видится: был ли у идеи обновленного СССР (название страны — с точностью до аббревиатуры) реальный шанс на успех, или все пошло так, как и должно было скорей всего пойти — по пути "наибольшей вероятности и наименьшего сопротивления"? Или же упущенный шанс перехода к современному постиндустриальному обществу еще окончательно не упущен — и где-то там, до поры, втайне ждет своего часа?
И.Ф.Впервые тесное взаимодействие с властью и вообще с политикой у меня возникло во время работы в теоретическом и информационном журнале "Проблемы мира и социализма" (1962–1965 гг.), который располагался в г. Праге и в котором буквально сконцентрировались основные левые политические силы (там работали представители более 60 коммунистических и рабочих партий мира). Правда, и в "Вопросах философии" мы не чуждались политики, а мне как ответственному секретарю часто приходилось взаимодействовать с ЦК КПСС (бывать на "установочных" совещаниях и пр., однажды даже с участием Н.С. Хрущева). И все же именно "Проблемы мира и социализма" стали для меня в этом плане настоящей школой. К этому времени в нем сотрудничали уже многие философы, вышедшие из журнала "Вопросы философии" (Э.А. Араб-Оглы, М.К. Мамардашвили и др.). Мы приехали в Прагу как '"реформаторы" и "ревизионисты" для официальных догматических идеологов тогдашней Компартии Чехословакии. Однако мы быстро сблизились и даже подружились со многими деятелями будущей "пражской весны", концепции "социализма с человеческим лицом" — В. Славиком (я у него как ответственного секретаря журнала был даже заместителем), Э. Кольманом, М. Прухой, 3. Млынаржем (с ним в свое время учился М.С. Горбачев), а впоследствии — с Р. Рихтой, выдающимся специалистом по проблемам научно-технического прогресса и его роли в становлении новой цивилизации. С ним меня многие годы связывали близкие дружеские отношения, и мы с П.В. Копниным (тогда директором Института философии АН СССР) много помогали ему после разгрома "пражской весны".
В журнале "Проблемы мира и социализма", где был шеф-редактором выдающийся ученый и политик A.M. Румянцев, перед которым я преклоняюсь по сию пору, мы организовывали дискуссии("обмены мнениями'' по самым разнообразным вопросам современной жизни — социальных движений, процессов интеграции, экономическим и мировоззренческим. Мы пытались творчески развивать марксистскую теорию и социалистическую мысль в контексте мировых явлений. Я стал заниматься и организаторской работой (в качестве заместителя ответственного секретаря), много редактировал острых статей. Например, статьи Ю.Ф. Карякина о Ф.М. Достоевском и A.И. Солженицыне, которые (в особенности последняя) стали в то время сенсацией и оказали большое влияние на нашу духовную жизнь. Сам я (в соавторстве с М.К. Мамардашвили) в 1964 г. опубликовал статью "Союз науки и демократии", в которой обосновывалась возрастающая роль науки и ученых в жизни современного общества. А, кроме того, я написал книгу и сделал докторскую диссертацию по проблемам методологии биологического исследования, которую защитил в 1965 году, уже вернувшись в Москву на новую работу. Продолжая и в Праге интенсивно заниматься ("для себя") философскими вопросами биологии и генетики, я готовился продолжить свою академическую деятельность. В 1965 году я был вызван в Москву для помощи в работе над статьей академика Н.Н. Семенова, антилысенковские выступления которого я публиковал еще в "Вопросах философии", в ходе организованной мною дискуссии по философским вопросам генетики. Работа продолжалась около месяца, и ее итогом стала публикация статьи "Наука не терпит субъективизма" в журнале "Наука н жизнь" (№ 4, 1965 г.), по которой Политбюро ЦК КПСС приняло важные решения, означавшие конец лысенковщины. Но это уже было в другую эпоху жизни нашей страны.
С 1965 года начинается новый поворот в моей жизни, и он опять связан с изменениями социально-политической ситуации в нашей стране. В октябре 1964 года, как известно, Н.С. Хрущев был отстранен от власти и на его место пришел Л.И. Брежнев. Вначале мы все из своего "прекрасного далека" восприняли это как, в общем-то, положительное явление. Поскольку последние годы правления Н.С. Хрущева были связаны с прекращением "оттепели", новыми гонениями на интеллигенцию, возвращением к авторитарным формам власти, даже "миникульту" личности и пр. Мы полагали, что произойдет более решительное возвращение к "линии XX съезда КПСС". И глубоко разочаровались впоследствии. Но вначале думали именно так. Тем более что очень многие из нас сразу же были привлечены к работе в идеологических, и главным образом, международных подразделениях ЦК КПСС. Правда (и это я хотел бы подчеркнуть), первоначально отнюдь не на самостоятельную работу, а на должности консультантов, советников, помощников и т. п.
Однако наш шеф-редактор A.M. Румянцев стал в начале 1965 года главным редактором газеты "Правда". Он сразу пригласил к себе некоторых близких ему сотрудников "ПМС" (Ю.Ф. Карякина, Б.М. Пышкова и др.), в том числе и меня. Я должен был работать в "Правде" членом редколлегии и заведующим отделом науки и образования. Для этого мою кандидатуру надо было утвердить в ЦК КПСС. Ноставший незадолго перед этим секретарем ЦК КПСС по вопросам идеологии, науки и культуры П.Н. Демичев (он был "выдвиженцем" Н.С. Хрущева, проработал у него ряд лет помощником), рассмотрев мое "дело", попросил A.M. Румянцева "отдать" меня ему для работы в качестве своего помощника. A.M. Румянцев согласился, я был приглашен для беседы с П.Н. Демичевым, получил соответствующее предложение, сказал, что подумаю, но когда вернулся в Прагу, сразу же получил постановление ЦК о своем назначении на новую работу. Я должен был принять все это как факт, так как работа в "Проблемах мира и социализма" считалась командировкой ЦК.
В этом журнале формировались политико-идеологические взгляды, основы которых были заложены еще в "Вопросах философии" и которые я пытался реализовать на протяжении последующих десятилетий вплоть до перестройки (1985–1991 гг.).
Теперь о работе с П.Н. Демичевым. В 1965 году я застал еще сравнительно молодого, энергичного, очень доброжелательного и по тем временам прогрессивного человека, стремившегося к обновлению духовной жизни, но, правда, уже озабоченного (после "беспокойного" Н.С. Хрущева) нестабильностью ситуации, подвергавшегося влиянию и давлению набиравших силу консерваторов и даже реставраторов дохрущевских времен. Однако до поры до времени все это было за пределами моего внимания, и я увлекся на первых порах открывающимися возможностями, чтобы сделать что-то полезное для науки, культуры, искусства. Уже чуть ли не в первый день моей работы я встретился (вместе с Ю.Ф. Карякиным) со знаменитым скульптором Э. Неизвестным и эти встречи стали регулярными. Мне удалось ему помочь в решении многих его вопросов — творческих и материальных. Много я старался (часто безуспешно) оказать содействие работе режиссера Ю. Любимова в театре на Таганке, художникам Л. Гудиашвили, Ю. Васильеву (это требует особого разговора), творчеством которых я был восхищен. Как и тогда, я придерживаюсь плюралистического подхода в культуре и искусстве, поэтому много интересовался и общался с такими художниками, как И. Глазунов, "классическими" реалистами (включая "социалистических"). На всю жизнь в памяти моей останется общение с поэтессой О. Берггольц, которой я стремился помогать в решении ее проблем, с другими поэтами, писателями, режиссерами.
