– Не надо, – не без труда поднимаясь с пола, возразил Пабло. – Билеты на автобус я уже купил. Можно, конечно, и по «железке», так и удобнее, и быстрее, но на местном автобусе я вас довезу до деревеньки, откуда путь к тропе короче и не такой крутой. А время наверстаем. Это я вам обещаю. Завтра зайду за вами в шесть утра. Не проспите. И, если не возражаете, пусть мой рюкзак до завтра полежит у вас. Зачем зря таскать.
И ушел, вежливо приподняв в знак прощания свою панаму.
А я остался в некоторой растерянности. То ли мне обижаться на Боба и шамана за то, что они так легко и просто перевели меня в более старшую возрастную категорию, то ли радоваться тому, что, по их мнению, в моем мозгу появилась наконец капля здравого смысла.
Рано утром мы уже тряслись в местном автобусе, пересчитывая на дороге каждую кочку. Шаман, сидевший рядом со мной, кивал своей панамой в такт каждой выбоине, но относился ко всему происходящему стоически. Боб, получивший место сзади нас, был, напротив, раздражен: ему досталась в соседки старая карга с черным поросенком на руках и выводком цыплят в мешке под ногами. Поросенок все время пытался от скуки навязаться к Бобу в приятели, поэтому его пегий нос-пятачок – единственное светлое место на всем теле – то и дело оказывался в непосредственной близости от лица Роберто. Попытки Боба договориться с соседкой, чтобы она как-нибудь иначе пересадила свое поросячье сокровище, не имели ни малейшего успеха. Старуха с интересом выслушивала все, что говорил Боб, но потом равнодушно от него отворачивалась.
Так продолжалось до тех пор, пока наконец не вмешался шаман.
– Потерпи, – бросил он через плечо Бобу, – неужели ты до сих пор не понял, что тетка глуха как пень?
Боб тяжко вздохнул и отвернулся к окну. Это было единственное, что ему оставалось, – так, по крайней мере, поросячье рыло утыкалось ему не в лицо, а в шею.
Автобус напоминал Ноев Ковчег, поскольку на каждого человека приходилось штук десять разнообразных животных. У кого-то, как у соседки Боба, поросята и цыплята, у кого-то несколько клеток с морскими свинками, откуда-то сзади блеяла коза, а рядом с водителем устроилась довольно крупная лама, которую долго заталкивали в автобус в последний момент перед отбытием. Как ее пропихнули в дверь, не представляю. Кресло водителя не было отгорожено, поэтому голова ламы периодически, особенно на поворотах, занимала его место, так что с моего седьмого ряда иногда казалось, что этот странный дилижанс ведет не человек, а как раз она. Буквально все пространство автобуса было забито разными баулами, пакетами, мешками и клетками, откуда раздавались то плач детей, то крик попугая, то блеянье, то кудахтанье.
Все остальные пассажиры воспринимали происходящее как должное. Для местного рейсового автобуса это, похоже, было делом самым обычным. Более того, можно сказать, что нам еще повезло, потому что часть неучтенных пассажиров – они заплатили прямо водителю, а не в кассу – расположилась на крыше дилижанса. Там обычно возят корзины с овощами и фруктами.
Через наше полуоткрытое окно прямо над головой Пабло пыталась постепенно влезть в автобус огромная связка бананов. Когда она, медленно, но неуклонно сползая вниз, достигала его панамы, шаман чуть приподнимался со своего места и бил кулаком в крышу автобуса. Там сразу же вежливо подтягивали связку бананов наверх. И так раз десять за дорогу. Поскольку мы со стариком еще толком знакомы не были, он все больше молчал, но иногда, видимо считая необходимым показать иностранцу наиболее ценные достопримечательности, протягивал палец в окно и однозначно обозначал: «осел», «колодец», «церковь», «собака» или что-нибудь еще в этом роде. Я, естественно, благодарно кивал.
Кстати, о собаках. Самым счастливым пассажиром этого странного автобуса был, конечно, Джерри. Он сидел молча у меня в ногах, но его глаза, уши и нос работали на полную катушку – развлечение редкостное: надо же было понять, кто кудахчет, плачет или мычит в каждом из окружавших его мешков и клеток. Особенно интересовали терьера клетки с куями – он, видимо, никак не мог решить, крысы это или не крысы.
Периодически автобус тормозил в какой-нибудь деревеньке, и тогда начиналась самая занимательная часть поездки под названием «высадка-посадка». Гвалт, который при этом поднимало в дилижансе все живое, описать невозможно. Наверное, примерно так орал бы испуганный зоопарк, если бы туда влез Кинг-Конг.
Еще бы! Сначала нужно было выпихнуть на время из автобуса ламу, а она, к несчастью, ехала до конечной. Затем какой-нибудь крестьянке с ребенком, висящим, по местному обычаю, у нее за спиной, надо было протащить с заднего сиденья через весь салон все свои мешки, корзинки и клетки к единственным дверям в передней части автобуса. При этом всё за всё, разумеется, цеплялось, а неизменная для этих мест шляпа с головы женщины то и дело слетала, и в этом хаосе все дружно бросались ее искать. Между тем спереди уже напирала точно такая же энергичная крестьянка в точно такой же шляпе и опять же с младенцем за спиной и со своим крикливым зоопарком: надо же было успеть первой занять освободившееся место.
Где-то в середине салона автобуса два встречных потока, понятное дело, сталкивались, и начинался водоворот. Гвалт в этот момент достигал своего апогея, а кто-то из животных, на радость всем, именно в этот самый удачный момент на нервной почве начинал справлять посреди общественного транспорта малую, а то и большую нужду.
Неразбериха обычно продолжалась минут пятнадцать. Наконец каким-то чудом все расцеплялось, расходилось, ламу снова впихивали на место водителя, и автобус двигался дальше. А скопившаяся в салоне вонь, пусть и не полностью, но постепенно выветривалась.
Хорошо еще, что остановок было не так уж и много и никого по дороге водитель уже не подсаживал. Шофер автобуса был бы, конечно, не прочь заработать дополнительные деньги, но в Ноевом Ковчеге просто не оставалось уже ни единого свободного сантиметра пространства.
Впрочем, следующий отрезок пути оказался не лучше. Едва выйдя из автобуса, старик довольно бодро и даже почти уже не прихрамывая двинулся через пыльную деревеньку к ближайшему кустарнику, в глубине которого оказалась небольшая тропка, ведущая куда-то в небо. Так что на четвереньки мы перешли буквально сразу же и таким образом передвигались часа три.
По моим подсчетам, пока мы не достигли Тропы инков, вертикальное положение наша компания принимала всего раза три, но и в этом положении все время была вынуждена, чтобы не скатиться вниз, цепляться за кустарник. Хорошо еще, что я, зная заранее, что путешествовать придется и по-обезьяньи, купил себе крепкие кожаные перчатки. Они пригодились сразу же: земля каменистая, а некоторые ветки, за которые приходилось цепляться, колючие.
Немало неприятностей доставил мне и терьер, совершенно не понимавший, почему хозяин засунул его на перуанский манер в мешок, да еще все время трясет. Правда, его постоянное недовольное фырканье мне в ухо хоть как-то отвлекало от трудностей пути. Однако этот маленький плюс не мог перевесить огромный минус: пес никак не мог приспособиться в рюкзаке к неудобному положению, а потому изо всех сил крутился и вообще всячески пытался из заточения вырваться: то царапал, то грыз ненавистный рюкзак. Хорошо еще, что, заранее предвидя это, мы с Бобом заказали для крысолова рюкзак из самой крепкой ткани, а сверху – туда, куда могли добраться его зубы, попросили вшить еще и пластик. Пусть грызет. То, что он одолеет и пластмассу, мы не сомневались, поэтому несколько запасных пластин взяли с собой.
Любоваться окружающими красотами во время этого «четвероногого» перехода было затруднительно. Во-первых, четвереньки – не самая удачная для этого поза. Во-вторых, как быстро выяснилось, шаман только с виду казался дряхлым, а на самом деле был в отличной форме. Во всяком случае, темп, который он задал с самого начала, легко выдерживал лишь Боб, несмотря на свой огромный рюкзак с припасами и вещмешками за спиной, а вот мы с английским джентльменом рвались за ними из последних сил. И все равно постепенно отставали. Хорошо еще, что заблудиться тут было невозможно – другой тропинки не существовало.
Единственное, что меня утешало: лишний вес, что я набрал в Москве, на Тропе инков скину вне всяких сомнений.
Ну и наконец, третье. Чтобы любоваться хоть чем-то, нужно видеть. А вот с этим дело обстояло плохо – пот катил градом, застилая все вокруг. Да и жара давала о себе знать. Хорошо еще, что перед самым подъемом я скинул свой свитер и привязал его к рюкзаку с Джерри. А вот старик, между прочим, не снял даже пиджака.
За всю дорогу случилось лишь одно развлечение. К нашей странной паре, то есть ко мне и английскому джентльмену, которого я волок, как все грехи моей молодости, с любопытством привязалась колибри. Поняв, что оба мы не представляем для нее ни малейшей опасности, она зависала у меня перед носом, затем отлетала метра на два вперед и терпеливо ждала, когда я к ней подползу. Потом минуты на три из поля зрения колибри исчезала, но по истошному лаю, который закатывал за моей спиной Джерри, становилось ясно, что любопытное пернатое крутится теперь возле его носа. Нетрудно догадаться, насколько это калечило психику крысолова. Почти как в басне «Лисица и виноград». Или что-то вроде того. Правда, скоро оскал терьера колибри надоедал, и она снова стрекозой зависала прямо передо мной. Видимо, я ей понравился больше.
