Земля, вздыхая могучей грудью, проглатывала бурные потоки воды, низвергаемые щедрым небом. Молодая яблонька, уцелевшая в палисаднике разрушенного снарядом дома, склоняла долу свою зеленокудрую голову, купаясь в мягкой дождевой воде. Ее недозрелые плоды подставляли под душевые струи дождя свои розовеющие бока; стоя под дождем, разведчики любовались этой яблонькой, как первым проявлением всесильной жизни в маленьком, умерщвленном войной селении.
-- Пройдет годок-другой, и опять яблони зацветут рядом с новыми домами, -- вполголоса проговорил Аким и предложил: -- Пробежим по дождю?
-- Давай! -- согласился Ванин, сверкнув озорными глазами.
Взявшись за руки, они понеслись вдоль улицы.
Заскочили в пустой блиндаж, отдышались.
За дверью послышались тяжелые, чмокающие шаги.
-- Пинчук идет. Сейчас какую-нибудь работенку всучит. Хоть бы поскорее в разведку посылали. Другие каждый день ходят, а мы почему-то сидим.
Шаги за дверью приблизились, и в ту же минуту загудел тяжелый, будто придавленный чем-то бас:
-- Пойти в поиск без предварительной подготовки сейчас, когда вражеские траншеи битком набиты солдатами и пулеметами...
-- Аким! -- воскликнул Сенька. -- Это же Федор! Вернулся! И уже кого-то ругает.
Открылась дверь, и в блиндаж, пригнувшись, вошел здоровенный человек. Это был Забаров. Вслед за ним в блиндаж вошли Шахаев и Пинчук.
-- Так вот, товарищи, -- продолжал Забаров прерванный разговор. -- Были мы сегодня с лейтенантом у майора Васильева. Тот передал, что генерал очень недоволен последним поиском. Правда, никто из вас в нем не участвовал, но это не меняет положения. Мы должны извлечь из этой неудачи для себя серьезный урок...
Забаров стоял рядом с Акимом. Возле Федора Аким казался тщедушным, как худая осина, по несчастью выросшая рядом с могучим дубом. Забаров был немного сутуловат, как и все чрезмерно высокие люди. Широкий лоб был распахан темными бороздами глубоких морщин. Казалось, Федор находился все время во власти каких-то больших дум -- будто решает и не может решить очень сложный вопрос. В его темных -- не видно зрачков -- глазах никогда не гасли горячие, беспокойно-напряженные огоньки.
Дверца землянки вновь распахнулась, и в ней показался капитан Крупицын, волоча за собой, как шлейф, мокрый хвост длинной солдатской плащ-палатки. Поздоровавшись с разведчиками, он сказал:
-- Я слышал, что у вас, товарищ Шахаев, погиб комсомолец во время последнего рейда.
-- Да, Уваров, -- глухо ответил Шахаев.
-- Начальник политотдела приказал сообщить родным. Потом, где его билет?
В блиндаже стало тесно и дымно. А тут еще обнаружилось, что крыша в нескольких местах протекает. Разведчики жались друг к другу, не желая подставлять свои шеи под грязные холодные капли.
-- Комсомольский билет у меня, -- сказал Шахаев. Он расстегнул свою брезентовую полевую сумку и вынул оттуда клеенчатую голубую книжечку.
Бойцы обступили Шахаева. Тот начал листать билет. Крупицын увидел на первой странице, рядом с печатью и маленькой фотографией, свою подпись.
-- Дайте мне билет...
-- Товарищ капитан, пусть он останется у нас как память об Уварове, -порывисто сказал Шахаев.
-- Нет, товарищи, -- возразил Забаров. -- Отдайте билет капитану. Он его в Москву отошлет. Москва для всех сохранит.
Дождь перестал, в раскрытую дверь брызнул ослепительный солнечный свет, облил гигантскую фигуру Забарова, обласкал посуровевшие лица разведчиков. Радуга снова стояла на своем месте. Разукрашенной свадебной дугой она изогнулась над испаряющейся землей. И снова, как час назад, Аким увидел наши бомбардировщики. Только теперь они летели в обратном направлении, возвращаясь на свой аэродром, и было их как будто уже меньше...
Сенька стоял непривычно задумчивый.
-- Надо сегодня же написать, -- проговорил он тихо.
-- Что написать-то? -- не понял Аким.
-- Письмо. Матери Уварова, что же еще? -- ответил сенька резко. Вопрос Акима будто оскорбил его. -- Ведь у Якова фашисты и отца убили. Помнишь, он рассказывал.
-- Большое горе у его матери. То верно -- письмо надо написать, та доброе, -- сказал Пинчук, вышедший вслед за Сенькой и Акимом из блиндажа. -Штабная бланка -- плохая утеха...
-- Сочиняй поскладнее, Аким, чтобы всем селом читали, -- советовал Ванин другу.
Долго думали над первыми словами. Волнение, охватившее всех авторов письма, путало мысли, не давало сосредоточиться. Наконец нашли подходящие слова. Письмо вышло не очень складное, по по-солдатски честное и искреннее. Что хотелось сказать, все сказали. В конце письма просили мать Уварова считать всех их, солдат, друзей ее сына, своими сыновьями. Обещали отвоевать у врага "святую землю, добыть победу".
Написали эти слова и долго думали, что бы еще прибавить, но Забаров сказал:
-- Ставьте точку. Хорошо.
5
Совещание с командирами полков подходило к концу. Некоторые уже встали было, собираясь уходить, но генерал коротким жестом остановил их.
-- Еще раз повторяю: взаимодействие с приданными подразделениями -огромное испытание для вас. Готовьтесь к этому, не жалея сил. И еще хочу предупредить вас об одном: побольше внимания уделяйте разведчикам. Они несут сейчас большую нагрузку. Штаб армии каждый день требует новых и новых сведений о противнике. И вообще побольше занимайтесь солдатами. У вас есть что-нибудь, Федор Николаевич? -- обратился генерал к начальнику политотдела.
-- У меня совсем немного. -- Демин посмотрел на высокого моложавого офицера, сидевшего рядом с перевязанным Баталиным: -- Чем занимаются ваши политработники сейчас, товарищ Тюлин?
Тюлин смутился. Он не ожидал, что его спросят об этом.
-- Беседы проводят, товарищ полковник.
-- О чем они беседуют?
Тюлин промолчал, чувствуя, что попался. Демин посмотрел на него и, обращаясь уже ко всем командирам, сказал:
-- Кормите лучше солдат. Вы стали большими чиновниками, дорогие товарищи, и не заглядываете в солдатский котел. Вот вы, товарищ Тюлин, знаете, что сегодня готовят бойцам на ужин?
Тюлин покраснел и пробормотал что-то про картофельный суп.
-- Не знаете,-- спокойно остановил его Демин.-- Четвертый день ваши продовольственники угощают красноармейцев гороховым супом. Он им осточертел. Между тем на складах есть и картошка, и лапша, и пшено. А вы этого не знаете и знать не хотите...
-- Я вот прикажу его повару, чтобы он недельку покормил своего командира гороховым супом, -- пообещал генерал. -- Может быть, после этого будет повнимательнее. Продолжайте, Федор Николаевич!
-- Вы напрасно улыбаетесь, -- начподив посмотрел на остальных командиров.-- У вас не намного лучше. Третий батальон вашего полка, -- Демин указал на офицера, сидевшего рядом со смущенным Тюлиным, -- получает пищу только два раза в сутки -- рано утром и поздно вечером. Между тем глубокие траншеи позволяют доставлять пищу солдатам и днем. Однако комбат-три этого не делает.
