СИРАНО
По-особому дорога мне роль Сирано. У спектакля «Сирано де Бержерак» такая предыстория. В конце семидесятых годов я напряженно работал. Снимался в нескольких картинах, играл в театре. Потом поехал в Баку на Декаду российского искусства, вел концерты, много выступал. Вдруг почувствовал себя скверно. Очевидно, перенапрягся. Вернулся домой, и вот в Москве выяснилось, что я десять дней работал с микроинфарктом. Мне прописали постельный режим.
Пришлось подчиниться. Я лежал дома. Неожиданно появилось свободное время, и я стал читать запоем. Попалась мне и пьеса «Сирано де Бержерак». Прочитал ее залпом. Потом лежал один в комнате и рыдал. Стемнело. В комнату вошла дочка, ей было лет пять, и, пока она шла ко мне, неся стакан воды, я понял, что обязательно должен сыграть Сирано.
Прошло десять лет, и я действительно сыграл Сирано. И могу сказать, что сыграл неплохо. Этот спектакль помнят до сих пор. На постановку пригласили замечательного режиссера из Армении Рачика Кап-ланяна. До этого он ставил у пас два спектакля — «Каменный гость» Леси Украинки и «Признание» Саввы Дангулова. Я в этих спектаклях занят не был. Мы впервые встретились на «Сирано» и подружились. Иначе этот человек удивительной доброты работать не мог. Будучи депутатом Верховного Совета СССР, в Москве он останавливался в гостинице «Бухарест». Там мы в основном и репетировали. Из Армении он привозил фрукты, коньяк, накрывал стол. Мы балдели от всего этого изобилия. Но в другой комнате у него стоял макет. Он работал в гостинице, в театр приходил только к выходу на сцену. Работалось с ним замечательно. О такой работе можно только мечтать. Рачик обладал каким-то даром — он умел настраивать актера на нужный лад. Мы могли сидеть за столом, ужинать, выпивать, рассказывать анекдоты, случаи из жизни, потом возвращаться к «Сирано», а когда ты уходил, в голове у тебя оставалось что-то очень важное по поводу роли. Он всегда говорил: «Роль нужно сочинить. Она написана, но ее нужно еще сочинить». Он никогда не шел вразрез с автором. Вместе с ним сочинял, показывал.
Я Сирано вообще делал с него. Я взял его душу, его уязвленность, он был не такой, как все, — маленький, хрипатый, и он ощущал свою «особость», переживал ее так же, как Сирано свой большой нос.
У них было много общего. Рачик был необыкновенно мужественным, Сирано — тоже. Рачик не был злым, Сирано — тоже. Рачик при всей своей доброте мог дать отпор любому, и Сирано — тоже. Мне хотелось, чтобы у Сирано даже была походка Рачика. Я считаю, что Сирано — одна из лучших моих ролей.
Он соединяет в себе глубокого мыслителя, намного опередившего свое время, и смелого бойца, умеющего острием шпаги защитить человеческое достоинство, честь и справедливость. Самоотверженный в дружбе и любви, способный пожертвовать собственным счастьем ради любимой женщины, благородный и прямодушный, Сирано ведет бой против подлости и лжи, глупости и предрассудков, бросая открытый вызов аристократическому обществу, и этим дорог мне.
Спектакль начинается впечатляющей картиной. Во мраке сцены светятся маски уродливых людей, которые по ходу действия появляются и напоминают зрителям о тех мрачных силах, с которыми вступает в смертельную схватку мой герой. Затем сцена ярко освещается свисающими люстрами свечей, и мы оказываемся в огромном «зале» парижского театра, где в ложах и на высоких ступенях разместилась разнаряженная светская публика в ожидании представления. Здесь внезапно и появляется Сирано.
Мне до сих пор часто звонят и спрашивают, когда можно увидеть «Сирано». Значит, кто-то видел, запомнил и рассказал другим. Для меня это самое важное. Этот спектакль шел довольно долго. Даже когда основная сцена театра закрывалась на ремонт, мы играли этот спектакль в Театре Советской Армии на Большой сцене. И всегда были аншлаги, даже летом.
У меня с этим спектаклем связан и один неприятный случай. На сцене была сооружена металлическая лестница. Репетировали на сцене мало. Лестницу как следует не укрепили, во время спектакля я побежал и в темноте наткнулся на металлический обод — декорации менялись в темноте без занавеса. Со мной на сцене находился Юрий Васильев, он играл Кристиана. Он меня подхватил и спрашивает: «Ты как?» Я ответил: «Нормально». Я не видел, что у меня течет кровь. Он вывел меня со сцены. В это время Витя Павлов, который играл Родно, схватил у помощника перекись водорода. Мне перевязали голову. В зале сидела жена. Она сразу почувствовала что-то недоброе, выскочила из зала, прибежала за кулисы, прибежала и наш врач Александра Николаевна. Только они поняли, что произошло. Спектакль продолжался. В следующей сцене Сирано как раз должен появиться с разбитой головой. Когда я вошел с перевязанной головой, Нелли Корниенко, играющая Роксану, ничего не могла понять, потому что обычно я играл эту сцену без повязки. А тут я в повязке, сквозь которую кровь проступала. Все удивлялись, как натурально получилось. Спектакль я доиграл. После спектакля меня ждала «скорая помощь». Меня увезли в Склифосовского. Оказалось, что у меня смещение позвонка. Несколько месяцев я ходил в специальном «ошейнике». Потом мне уже сложно было играть этот спектакль.
Очень жаль, что сейчас я уже не смогу сыграть эту роль. Каждая роль, как заметил Жерар Филип, требует своего возраста. Для меня это тоже важно.
Спектакль пользовался большим успехом. Когда планировалась поездка на гастроли в ГДР, репертуар был таков, что я не попадал в поездку. А тогда поехать за границу было не просто лестно, но и выгодно для артиста. Вдруг меня вызывают в дирекцию и говорят, что надо срочно оформляться. Оказывается, немцы отсматривали репертуар, увидели «Сирано» и сказали, что этот спектакль они берут сверх лимита. Так я впервые сыграл Сирано за границей, там он тоже имел успех.
После «Сирано» Рачик ставил у нас еще один спектакль о создании атомной бомбы, в котором я тоже играл, но его «закрыли». Когда меня избрали художественным руководителем, мне очень не хватало Рачика. Он уже ушел из жизни. Его любили везде, во всех республиках. Я редко встречал таких людей. Он располагал к себе мгновенно. Был моим другом.
Из рецензийСвоеобразие трактовки образа Сирано определено уже выбором на эту роль такого актера, как Юрий Соломин, — актера, которого всегда отличал тонкий и сдержанный психологизм…Сирано Юрия Соломина самозабвенно отважен и справедлив. Он влюблен — в поэзию, в Роксану, в жизнь. В нем нет и тени хвастовства признанного забияки, нет и упоения жалостью к самому себе. Умение смотреть правде в глаза не пасуя, даже если эта правда — смерть, вот в чем суть мужества соломинского Сирано. В этом он утверждает себя как воин, как влюбленный, как поэт, как человек. Он умеет страдать без лишних жестов и красивых поз, без самолюбования и надрыва, и есть в этой благородной простоте, которая, как известно, синоним высшей скромности, душевный такт и подлинное мужское достоинство.
