Завтра этот жалобный ящик вскроется в штабе и начнется очередная служебная проверка. Еще через неделю на всеобщем построении Института объявят ее результаты: «…действительно выявлено плохое качество подаваемой пищи… к виновным приняты дисциплинарные меры». А еще через месяц все забудется. И они вновь вернуться, эти голодные послеобеденные часы. И мне, и «замку» Степе, снова придется диктовать обязательную эту жалобу, которую так не хотели писать курсанты. «Мы потерпим», — говорили они, не понимая, что их обворовывают, унижают и учат безмолвию.
…Уже миновал первый год службы. Окрепли, выросли и потеряли былую простоту вчерашние школьные неудачники. Они уже привыкли не видеть мать, и стали по-мужски протягивать руку отцу. Уже совсем по иному входили они в родные дома. А беззаветную родительскую любовь, наконец-то потеснила гордость.
…Наш выпускной 2-й «Б».
…Курсанты заливает водой этажи Учебного корпуса. Уже миновала суббота и еще далеко до следующей. Одни во всем Институте мы драим пустые длинные коридоры. Не особо налегая на тряпки, скоблят двери и стены, невозмутимые мои бойцы. Они делают все уверенно, быстро и спустя рукава. Им нужно скорее отсюда бежать, чтоб до отбоя успеть в самоволку. А я не вижу пользы от этого наказания — внеурочного парко-хозяйственного дня. Зачем нам объявили его? Потому что мы — 2-й «Б».
2-й «Б»… Вечная чехарда курсовых командиров… Всегда на «особом контроле» у генерала… Всегда с водкой, «травкой», двойками и судами чести… Всегда самые последние среди последних… Но это нормально. Это уже традиция… 2-й «Б» — рассадник авантюризма, анархии и провокаций. Первые среди первых в борьбе за выживание…
…Еще один Суд чести. На скамье подсудимых командир группы и замкомвзвод. Мы избили курсанта, и, после долгих разбирательств, было принято решение именно так разрешить дело. Но у обвинения ничего нет, кроме самого пострадавшего. А мы не признаем своей вины. И ни одна из сторон не имеет свидетелей.
— Они давно хотят выгнать меня из милиции! — ищет себе союзников курсант.
— Да, если б мы кого-то избили, он бы не смог здесь стоять! — приводим мы главный оправдательный козырь.
В сущности, Ваньку никто не бил. Степа уронил его пару раз на пол и эти закончил всю драку. Он ронял его, а я стоял рядом и завидовал. И лишь напоследок дал вдогонку пинка.
Этот суд так ничем и не кончился. Вопрос о вине завис в воздухе. А через месяц генерал во всеуслышание объявил Степу «лучшим курсантом БЮИ», а мне лично вручил премию в пятьсот рублей, как «лучшему командиру группы».
…Над спящими казармами бродяжит бледная скупая луна — неусыпный глаз ночи. В белых надушенных платьях стоят вдоль дорог доцветающие кривые яблони. В открытые настежь окна течет прелый воздух весны. За высокой железной оградой теплится жизнь. Там еще полны песнями и пьяной отвагой ночные бессонные кабаки. Но здесь хозяйствует тишина.
На холодном поле стадиона сидят две сгорбленные фигуры — ночной патруль от моего караула. Они узнали меня по походке и не спрашивают пароль. Я подхожу, и сажусь рядом на вкопанное машинное колесо.
— Что?.. — киваю я в сторону ворот.
— Самоходчик один пробегал, — отрывается от сигареты Орел. — Но мы отпустили. К даме своей ходил…
— В первой казарме пел кто-то. Но давно. Мы сообщать не стали… — добавляет Вареный и, улыбнувшись, оскаливает желтые в темноте зубы, — Голос у него — дрянь совсем.
«Давно ли оба бегали ко мне за советом, как сделать одно, как не ошибиться в другом? — смотрю я на самостоятельных своих бойцов. — Давно ли я сам считал их детьми?..»
— Устали? — прозвучит мой негромкий вопрос.
И строгий мужской ответ:
— Не уснем, командир.
…Скоро наступит выпуск. Орел подастся в следователи, женится и обзаведется детьми. Вареный станет участковым и утонет через два года во время купания.
Да, скоро выпуск. Еще какой-то месяц, неделя, день… Еще немного и разбогатеют звездами пустые наши погоны. И каждый найдет единственную свою дорогу. По которой уж не с кем будет идти…
Потише, стремящийся к разлуке!!! Ты скоро поймешь, что здесь потерял!
…Ребята, товарищи, земляки, братья! Помните ли, вы, эти дни — наше невероятное счастье, от которого ничего не осталось теперь!
Где вы сейчас? Куда дело вас время?
Я знаю… Вы давно оставили службу. Не выдержали, разочаровались, устали. Ушли в Армию, на гражданку, сели в тюрьму, погибли, скатились в нужду, или наоборот, обрели уют.
Ребята! Мы думали изменить мир, а что осталось от нас?! Мы надорвались. Умылись слезами наши лица и истекли кровью наши сердца. Мы не переделали мир, а сделались лишь его частью. Мы были честны, благородны, ненавидели трусость и страх, а стали малодушны, боязливы, засомневались в себе.
Вы! Кто открыл эту книгу! Вспомните, какими были вы десять, пятнадцать и двадцать лет назад! Какая сила копилась в вас и сколько добрых дел хотели вы совершить. Какие сокрушить горы, какие опустошить моря! На каких сильных, здоровых конях въезжали вы в эту жизнь. И как богаты были надеждой быстрые ваши колесницы… Да вот ничего не произошло. Споткнулись и покалечились сильные кони, разбились на поворотах все колесницы, потерялась, или была украдена, ваша надежда. И жизнь поломала вас. Согнула и смяла. И в этом не только ваша вина. Я знаю… Я сам видел это… Вам не давали дышать, учили, как жить, говорили доброе о злом и злое о добром, принижали ваши достоинства и завышали недостатки, запрещали быть самим собой. И не злые боги земли. Нет. Такие же вчерашние выпускники школ, институтов и академий, какими были и вы. И, вместо сильных, вы делались слабыми. И, вместо высоких, становились низкими. И как-то забылся, сменился на торопливый, всегда гордый ваш шаг.
Я часто слышал: «Это система. Напрасна любая борьба». Но нет. Всё это ложь. Система не может существовать без людей. А, значит, всё дело не в ней. А, значит, все дело в людях.
Не система, а люди погубили моих друзей, — молодых лейтенантов 2003 года. Кто-то когда-то не заступился за них, побоялся гнева начальства и не пожелал портить с ним отношения. Кто-то промолчал, когда нужен был голос, кто-то опустил руки, когда нужно было действие. А лейтенанты оказались на улице, отправились в тюрьмы, запили от обид, свели с собой счеты.
А все от трусости! Командиры и начальники бросили их в самый нужный час, отдали на откуп системе, плюнули им в лицо. Потому что трепетали за свою шкуру. Потому что умели только требовать, наказывать, кричать, но не могли помочь и защитить. Потому что, имея на плечах большие погоны, всегда боялись любого спроса с себя, любой ответственности за людей…
