Военные и финансовые ресурсы Турции в шестилетней войне были практически исчерпаны и 4 июля 1774 года к Петру Александровичу Румянцеву прибыли уполномоченные султана с предложением мира.
15 июля 1774 года, в годовщину Прутского договора 1711 года, в небольшой болгарской деревне Кучюк-Кайнардже на правом берегу Дуная у города Силистрия Петром Александровичем Румянцевым и верховным визирем Муссун-заде Мегмет-пашой был подписан мирный договор России и Турции, по которому к России отходили земли от Буга и крепости Кинбурн при устье Днепра до Азова с Прикубаньем и Приазовьем, крепости Керчь и Еникале, запиравшие выход из Азовского в Черное море. Керченский пролив стал российским, что имело большое значение для южной торговли России. Крымское ханство было объявлено независимым от Турции. Русские торговые суда получили право проходить Босфор и Дарданелы наравне с английскими и французскими. Турция выплачивала России контрибуцию в четыре с половиною Миллиона рублей. Историческая задача выхода России в Черное море практически была решена.
О остроте положения на Крымском полуострове многое говорит ответное письмо Екатерины II князю Долгорукову от 7 июля 1774 года:
«Князь Василий Михайлович! Письмо ваше от 15 числа сего месяца, которым вы просили, чтоб ваше имение по вас оставить жене вашей, я сего же месяца 28 дня конфирмовав отослала в Сенат. Впрочем остаюсь как и всегда вам доброжелательною.
Екатерина.
P.S. Только я сердечно желаю, чтоб многие годы сие распоряжение осталось без действия, ибо по усердию вашему ко мне весьма вам желаю здравствовать и ласкаюсь в скором времени услышать о щастливом отражении Турок от берегов Крымских.»
Пытаясь использовать последний шанс остаться на Крымском полуострове, практически во время подписания турецко-российского мирного договора Девлет
Гирей высадился в июле 1774 года с турецким десантом в Алуште, однако туркам пройти в глубь Крыма не позволили. 23 июля 1774 года трехтысячный русский отряд разбил турецкий десант, укрепившийся в Алуште и у деревни Шумы. В этом бою получил ранение в глаз командир гренадерского батальона Михаил Илларионович Кутузов. Князь Василий Михайлович Долгорукий докладывал Екатерине II 28 июля и 3 августа 1774 года: «Вследствие донесения моего Вашему императорскому величеству от 18 числа настоящего месяца о предпринятом мною походе на отражение неприятеля, выгрузившего флот и поставившего лагерь свой при местечке Алуште, поспешил я туда, всемилостивейшая государыня, с всевозможною скоростию, присовокупя еще к себе пять баталионов пехоты от войск, расположенных на речке Булзыке. 22 числа прибыл я, всемилостивейшая государыня, к деревне Янисаль, в самую внутренность гор, откуда лежащая к морю страшною ущелиною дорога окружена горами и лесом, а в иных местах такими пропастьмы, что с трудом два только человека в ряд пройти и по крайней мере трехфунтовые орудия везены быть могут, одни же только войски Вашего императорского величества, на собственных своих раменах, открыли ныне там путь двенадцатифунтовым новой пропорции единорогам. 23 числа отрядил я, всемилостивейшая государыня, к поискам над неприятелем генерал-порутчика и кавалера графа Мусина-Пушкина с семью баталионами пехоты, в числе находящихся под ружьем двух тысяч осьми сот пятидесяти человек, сам же я остался с двумя баталионами пехоты и двумя конными полками прикрывать тыл его, чтоб не быть ему отрезану. Между тем турки, отделясь от главного своего при Алуште лагеря, по уверению пленных, тысячах в семи или осьми, заняли весьма твердую позицию в четырех верстах от моря, пред деревней Шумою, на весьма выгодном месте, с обеих сторон которого были крутые каменные стремнины укреплены ретраншементами. Как скоро войски Нашего императорского величества повели на оные свою атаку двумя каре, то встречены были жесточайшим из пушек и ружей огнем. Неприятель пользуясь удобностию места и превосходством сил, защищался из ретраншементов с такою упорностию, что более двух часов, когда оба каре, подаваясь вперед непроходимыми стезями, приобретали каждый шаг кровию, не умолкала с обеих сторон производимая из пушек и ружей наисильнейшая борьба. По приближении к обеим ретраншементам, генерал-порутчик граф Мусин-Пушкин, которого храбрость и ревностное к службе Вашего императорского величества усердие довольно Вашему императорскому величеству известны, приказал, приняв неприятеля в штыки, пробраться в ретраншемент, что и было исполнено с левой стороны, где самое сильнейшее было сопротивление Московского легиона гренадерским баталионам под собственным приводством храброго господина генерал-майора и кавалера Якобия, с другой же секунд-майором Шипиловым, подкрепляемым от полковника Либгольта столь удачно, что турки, возчуствовав поражение ударивших в них войск Вашего императорского величества, бросились стремглав к Алуште, оставя спои батареи и будучи гонимы к обширному лагерю своему, на берегу стоящему. В сем случае генерал-майор Якобий хотя командовал, всемилостивейшая Государыня, и второю бригадою, но по ближайшему оныя положению, будучи употреблен ко взятию ретраншемента, в жесточайшем огне поступал с отменном» неустрашимостию, получил контузию, застрелена под ним лошадь и близ него убиты собственные его ли» человека. Господин же генерал-майор Грушицкий, Приближаясь с баталионом гренадер, и произведением жестокой канонады делая великий вред неприятию, способствовал войскам, ретраншемент атакующим, скорее оного достигнуть, когда между тем и секунд-майор Преториус разбил и прогнал многочислие неприятеля из деревни Демерджи, из которые удобно было оным зайти в тыл графу Мусину-Пушкину. Числе побитого неприятеля наверное знать не можно, поелику и в пропастях и между каменьями повержены тела их, но на месте осталось более трех сот трупов; взятых же в плен: один байрактар и два рядовых турков, четыре пушки и несколько знамен. Из числа же всего войска Вашего императоского величества убитых: унтер-офицеров, капралов и разного звания рядовых тридцать два. Ранены: Московского легиона подполковник Голенищев-Кутузов, приведший гренадерский свой баталион, из новых и молодых людей состоящий, до такого совершенства, что в деле с неприятелем превосходил оный старых солдат. Сей штаб-офицер получил рану пулею, которая, ударивши между глазу и виска, вышла на пролет в том же месте на другой стороне лица… По возвращении от Янисаля к тяжелому обозу застал я почти оный окруженный многочисленными войсками Татарскими под предводительством Хана, которые пред самым прибытием моим отбиты были посланными от меня наперед четырьмя Бахмутского полку гусарскими и двумя Борисоглебского полку драгунскими эскадронами. Между тем же Татара, Всемилостивейшая Государыня, сильными своими скопищами приведши в замешательство посты, затруднили мне коммуникацию, по чему мне и надлежало, Всемилостивейшая Государыня, податься к Перекопу, где и кровопролитные струи потечь были бы должны. Но в то самое время, когда выступал я к бою, от графа Петра Александровича присланы ко мне два везирские Чегодаря, следующие один в Грузию, а другой к Паше Гаджи-Али-Бею, с объявлением о постановленном мире, с коими и Хан своих Мурз ко мне прислал. Между тем высадившийся при Алуште Сераскир-Паша, Гаджи-Али-Бей, и Капитан-Паша Мегмед, флотом Турецким командующий, по прибытии к ним отправленнаго от меня Везирского Чегодаря с повелениями о прекращении войны, прислали ко мне первейших по себе чиновников с поздравлениям о мире, уведомляя, что они в силу полученных фирманов, пресекли военные действия, и прося о равномерной с моей стороны поступи, в чем я сих Пашей и удостоверил. О Хане и Правительстве Крымском Вашему Императорскому Величеству осмеливаюсь доложить, что первейшая особа весьма слабого разума, не имея не только искусства в правлении, но ниже знает грамоте; по нем же управляющие суть самые враги Державе Вашего Императорского Величества, охотно возжелающие поработить себя Порте Оттоманской.»