— Стоять!
Из окопа на нас были направлены дула автоматов.
— Руки вверх!
Мы подняли руки. Стоим. Из окопа доносится какое-то шушуканье.
— Долго нам так стоять? — сказал Андреев. — Почесаться-то можно?
— Я же говорю, что это актер Андреев! — из окопа поднялся лейтенант, а за ним — три солдата.
— Мы ваш голос сразу узнали! Это вы там внизу сымались?
— Я.
Лейтенант включил рацию и возбужденно сообщил:
— Товарищ подполковник, здесь у нас актер Борис Андреев стоит! Это он по воде ногами лупил! Есть! Ждем! Нет, не отпущу!
Через минуту подъехал газик, оттуда выскочил подполковник:
— Сам Борис Андреев, живой, здесь, на Кильдине! Такой гость! — И лейтенанту: — Такой гость, а принять по-человечески не можем, даже НЗ нет! — И опять Андрееву: — Садитесь, Борис Федорович, поедем к нам, хоть пообедаем!
— Спасибо, мы уже поели.
Лейтенант что-то шепнул подполковнику на ухо.
— О! Идея! Товарищ Андреев, садитесь, поехали! Я вам новую ракетную установку покажу! Самая последняя модель! (И он назвал номер и аббревиатуру).
— Спасибо, ребята, как-нибудь в следующий раз, — твердо отказался Андреев.
Мы попрощались и стали спускаться.
— Меньше знаешь, крепче спишь, — сказал Андреев.
Между прочим. Как мы ни старались держаться подальше от государственных секретов, все равно никак не могли их избежать.
В тот день, когда Никита Сергеевич выступил с официальным заявлением, что на Кубе советских ракет нет, пошли мы в ресторан. Только сели, в другом конце зала поднялся человек и крикнул:
— Режиссер! Я вернулся, когда сниматься будем?
Я узнал его: этот моряк был у нас в массовке, в очереди у пивного ларька.
— Опоздал, отсняли уже все сцены с массовкой! — крикнул я. — Надо было раньше приходить.
— Раньше не мог. Мы на Кубу ракеты возили! — крикнул он.
А строжайшую государственную тайну — об испытании на острове Новая Земля атомной бомбы — мы узнали за две недели до взрыва. Пришел ко мне капитан нашего спасателя СБ-5, плотно закрыл дверь и шепотом спросил, не знаю ли я, на каком расстоянии от атомного взрыва мужик становится импотентом.
— Не знаю. А тебе зачем?
— Они там атомную бомбу будут взрывать, а мы обеспечиваем безопасность. Только я тебе ничего не говорил. Хотя этот секрет, бля, весь Мурманск знает!
Когда в центральных газетах появились опровержения слухов о новых испытаниях атомного оружия, на центральной площади Мурманска, на доске объявлений, среди прочих был прикноплен и такой листок: «Граждане туристы, в связи с непредвиденными обстоятельствами турплавания на Новую Землю переносятся на весну будущего года».
В Москве, когда мы с Конецким смотрели отснятый материал, позвал я и Андрея Тарковского, который попался мне в коридоре: он в нашем объединении снимал «Иваново детство». Досмотрели до сцены, как боцман пинает волны.
— Выкинь ты эту муть, — сказал Конецкий. — Гениальные метафоры пусть студенты первого курса ВГИКа снимают.
— Может, ты и прав, — согласился я.
— Ни в коем случае, — сказал Тарковский, — это лучшее из того, что я здесь увидел.
И сцена в фильме осталась. По двум причинам: во-первых, я уже видел материал «Иванова детства» и понял, что Тарковский кое-что в кино понимает. Ну и перед Андреевым было неудобно.
Кино — важнейшее из искусств
В Мурманске по плану было намечено первой снимать сцену на набережной. Выбрали точку. Красиво — вид на порт, на Кольский залив. Только в кадр попадал грязный покосившийся забор. И я сказал администратору Федорцу, чтобы завтра во время съемки был автобус, — закрыть забор от камеры.
— Не надо, — сказал второй режиссер. — Давай снимем так, нечего их ублажать.
Вторым режиссером на этой картине был Леонид Васильевич Басов, бывший заместитель Нового директора «Мосфильма», — тот самый, который на показе «Сережи» тапочки не разглядел. После того как его разжаловали из замдиректоров, вкусы у него поменялись.
— Нет, — сказал я. — Потом начнут цепляться, что очерняем действительность. Как вы тогда с этими идиотскими тапочками.
— Человеку свойственно чувство самосохранения, — объяснил Басов. — Раскаленное железо рукой не схватишь: знаешь, что обожжет.
Утром на следующий день приехали на съемку — автобуса нет.
— Не дали, — сказал Федорец.
— Снимем так, — опять сказал Басов.
— Нет, — не согласился я и попросил Басова позвонить Залбштейну. Директором фильма «Путь к причалу» был Дмитрий Иосифович Залбштейн, осанистый пятидесятилетний мужчина с начальственным басом.
Басов из автомата позвонил в гостиницу и сообщил Залбштейну, что здесь в кадре всякая срань, а загородить ее нечем. Поэтому мы будем снимать все как есть и очерним советскую действительность. А виноват будет он, Залбштейн, потому что не обеспечил автобус.
— Не снимайте! — завопил Залбштейн. — Будет автобус.
Минут через сорок приехала милиция, а за ней начали подъезжать автобусы, один за другим. Все прибывают и прибывают. Милиционеры спрашивают, где автобусы расставлять… А потом приехали два БТРа. Из башни одного торчала голова Залбштейна.
После звонка Басова Залбштейн помчался в обком партии к первому секретарю. Секретарша попыталась остановить его, но Залбштейн отодвинул ее и ворвался в кабинет. Там за длинным столом сидело человек двенадцать — шло заседание бюро обкома. (Первые лица Мурманской области.)
— Сидите? Не чешетесь? — заорал Залбштейн. — Хотите, чтобы мы очерняли советскую действительность? Не выйдет! Все партбилеты на стол положите! (Самое страшное наказание для коммуниста.)
Пауза.
— В чем дело? — спросил Первый секретарь. — Выражайтесь конкретнее.
Залбштейн выразился конкретно: автобус не дали.
Все облегченно вздохнули и заулыбались.
И к нам отправили автобусы с городских маршрутов. А член бюро обкома, командующий военным округом, на всякий случай прислал два бронетранспортера, на одном из которых и приехал на съемочную площадку Дмитрий Иосифович Залбштейн.
Между прочим. Залбштейн разнервничался не потому, что испугался Басова. Залбштейн «бросился на амбразуру» потому, что искренне верил словам Ленина, что «важнейшим из искусств для нас является кино». А гнилой забор и срань в кадре — это идеологический подарок врагам.
Машка
По сценарию на спасателе есть медведь. У него возникают «конфликты» с юнгой Васькой.
На роль медведя я заочно утвердил гималайскую медведицу Машку. Когда Машка с дрессировщиком приехали в Мурманск, администратор Саша Бродский, в ведении которого находился медведь, привел их ко мне в номер знакомиться.
