Мои подчиненные в ротном клубе заняты стряпней. Мы едим сливовый компот и яблочные оладьи. Их вкус чудесен. У меня сейчас сплошной отдых. На самом деле. Я расслаблен и совсем не нервничаю. Мне очень приятно снова оказаться в роте.
Пятница, 19 сентября 1941 г
Ночью было ужасно холодно; под открытым небом теперь ночевать невозможно. То и дело идет дождь, отчего все становится еще хуже.
Утром я сопровождаю командира в город (Пирятин); и, несмотря на то что въезд туда запрещен и контролируется постами военной полиции, нам удалось попасть туда. Я не могу описать, как смотрятся вражеские автомобили в городе и как их много – не меньше 2000 штук. Они стоят неровной дугой по четыре штуки в ряд, выбитые нашими бомбардировщиками «Штука». Сотни скелетов машин, сожженных до состояния железных остовов.
Я выбрал один из невредимых легковых автомобилей и попытался отогнать его к нам в роту. Но военная полиция не выпустила меня из города на машине, поэтому мне пришлось выбираться отсюда тайком по извилистым улочкам. Наконец, нам разрешили войти в город и встать здесь на постой. С нас достаточно вчерашней холодной ночи. Самое время, пока не стемнело, умыться и побриться. Если мы задержимся в городе днем, то на кухне собираются приготовить нам венский шницель. Я, естественно, полностью согласен с этим! Все хранится в секрете до 7.30, но все равно нам придется подниматься с рассветом.
Суббота, 20 сентября 1941 г
Рано утром мы снова выдвигаемся в обратную сторону через Лубны в направлении на село Тишки. Стоит прекрасный день, будто вернулось лето. Насколько мне удалось узнать, нам предстоит выполнить работу по зачистке территории между тремя реками – Удай, Сулица и Сула.
Установлено, что на юг пытается спастись бегством какой-то русский полк. По показаниям пленных, которых мы захватили, в районе этих трех рек оказались несколько групп штабных офицеров. Предполагается, что они бегут туда после битвы за Киев. Это для нас, конечно, очень соблазнительно. Командир нашего батальона решил дать бой сразу всем силам противника.
После того как была пройдена первая деревня, мы рассыпались по полю. Мы заранее направили сюда несколько танков и теперь вместе с танками и другими боевыми машинами широким строем наступаем на бегущих русских. Боевые порядки рот и других подразделений несколько смешались в пылу этого великолепного боя,[84] но как приятно видеть впереди себя машины. Как не хватает здесь репортеров кинохроники: это был бы ни с чем не сравнимый видеоматериал! Танки и бронированные машины, солдаты, сидящие на них, покрытые слоем грязи. Все с восторгом устремляются в атаку; стога сена, горящие под огнем танковых пушек, бегущие русские, пытающиеся спрятаться, сдающиеся в плен! Это смотрелось просто великолепно!
Мы захватили некоторое количество пленных. Большую часть из них выволокли из стогов сена или выковыряли из складок местности. Они шли робко, неуверенно, напуганно. Многим из большевиков пришлось положить здесь свою жизнь – им пришлось смертью заплатить за свое тупое упрямство и за свой страх (успевший въесться в них).
Понедельник, 22 сентября 1941 г
Утром командир сообщил мне, что, возможно, меня снова отправят в батальон в качестве военного писаря. Я немедленно с жаром попытался на корню убить эту идею, но все мои доводы не принесли мне успеха. Вплоть до дальнейших указаний мне надлежит состоять при батальоне. А у меня совершенно нет никакого желания отправляться туда.
Среда, 24 сентября 1941 г
В 4.00 подошел выделенный мне в роте мотоцикл, который забрал меня. Сегодня все затянуто тучами и довольно холодно. В Ромнах мы сделали короткую остановку, и там же я узнал, что нам предстоит сменить 3-ю или 4-ю танковую дивизию.
До наступления темноты мы прибыли в Галатчин Яр: как раз вовремя, чтобы разместиться. Однако для этого было не так много возможностей – лишь несколько переполненных завшивленных лачуг. Если бы тебе, Хенни, пришлось хоть однажды ночью испытать то, что мы выдерживаем столь часто по ночам, ты просто не сможешь поверить, что люди в состоянии это вынести. А здешний народ никогда не знал в своей жизни ничего другого. Но этих русских просто нельзя больше считать людьми, иначе создается впечатление, что у них полностью отсутствуют какие бы то ни было чувства. Ведь как может быть возможно, чтобы 180 миллионов человек позволили бы так поступать с собой.
Пятница, 26 сентября 1941 г
Из-за шедших последние несколько дней дождей дороги и тропы совершенно раскисли до такой степени, что машины часто соскальзывают с обочины.
Со вчерашнего вечера у меня настолько разболелся зуб, что я готов биться головой о стену. Никакие порошки не помогают. Лучше всего было бы его удалить. Я ворочался в своей койке с боку на бок.
Посмотрела бы ты на то, как ведут себя эти гражданские, когда мы ясно сообщаем им, что намерены использовать похожие на хлев жилища, в которых они обитают, для ночлега. Начинаются плач и вопли, будто им режут горло, пока мы не выгоняем их прочь. И стар и млад, мужчины и женщины растягиваются на кучах тряпья на пороге, и ничто не может выгнать их оттуда к соседям или в пустующие дома.
Когда же, наконец, их берут на прицел пистолетов, они исчезают на несколько минут, чтобы тут же вернуться назад с еще более громкими воплями.
Воскресенье, 28 сентября 1941 г
Мы продвигаемся вперед очень медленно. Несколько раз начинался дождь. Ветер сильный, как в самый разгар осени. Мы уже не в первый раз спим прямо в машинах, но теперь это становится очень неприятно. Ужасно холодно. Нельзя накинуть на себя слишком много одеял. Когда я возвращаюсь мыслями в июльские и августовские дни, когда мы проводили ночи просто на голой земле в поле или на траве, то мне приходится лишь сожалеть об уже закончившемся лете. И кто знает, что там еще готовит нам впереди погода?
Мне пришлось обуться и завернуть ноги в одеяло, и после этого ночь прошла не так уж плохо. Ветер продувает тенты грузовиков, как будто мы находимся в птичьей клетке, внутрь задувает дождь. Стоит пронизывающий холод. Несмотря на это, в 22.00 с помощью нашей армейской радиостанции мы снова слушаем нашу любимую «Лили Марлен».
Понедельник, 29 сентября 1941 г
Ранним утром разводим из стогов сена костер, но он греет только ту часть тела, которая повернута к огню, в то время как все остальное продолжает мерзнуть. Лето закончилось по-настоящему. Дождь идет с изматывающей душу регулярностью. Дороги, которые и так были покрыты грязью, становятся совсем непроходимыми. А что это значит для танковой дивизии, знает каждый. Если бы на всех машинах были гусеницы, как на танках, или, по крайней мере, они имели бы полный привод, дела пошли бы лучше. Но если оставить все так, как есть, то колеса будут продолжать вязнуть в глубокой грязи и невозможно будет даже сдвинуть машины с места.
