– Да нет… Главное – принцип.
И ему вернули эти вещи!»
В Венеции Высоцкий наконец признался в своей наркомании Марине. Она вспоминала:
«…Этой ночью было сказано все, и наконец между нами нет больше тайны.
Очевидно, после очередного срыва ты по преступному совету одного приятеля впервые вкалываешь себе морфий: физическая боль после самой жуткой пьянки – это ничто в сравнении с психическими мучениями. Чувство провала, угрызения совести, стыд передо мной исчезают как по волшебству: морфий все стирает из памяти. Во всяком случае, в первый раз ты думал именно так. Ты даже говоришь мне по телефону с мальчишеской гордостью:
– Я больше не пью. Видишь, какой я сильный?
Я еще не знаю цены этой твоей «силы»…
Теперь я знаю все. Ты осмелился произнести «запретные» слова.
Я наслаждаюсь этими минутами с болезненным ликованием, как мог бы наслаждаться последними минутами жизни смертельно раненный человек. Мы снова вернулись к началу нашей любви. Мы больше не прячемся друг от друга, нам нечего друг от друга скрывать. Для нас с тобой это – последний глоток воздуха.
Ты всегда мечтал о Венеции, мы часто говорили о ней ночами. Ты говоришь мне, что обязательно поправишься, и чувствуешь сам, что это – конец.
– Я возьму себя в руки. Как только приеду в Париж, мы начнем соблюдать режим, мы будем делать гимнастику, вся жизнь еще впереди.
В конце концов нам всего по сорок два года! Ты обещаешь, что к моему дню рождения в мае «все будет в порядке»…»
Через год после смерти Высоцкого Марина Влади описывала сцену решающего объяснения не столь благостно. Она утверждала, что Высоцкий рассказал ей всю правду о своей наркомании в катере, после чего последовала бурная сцена: «Я его чуть не выбросила из этого катера…»
Янклович так объяснял признание Высоцкого жене: «К этому времени Володя понял, что сам он с болезнью уже не справится. Кто-то должен ему помочь. И в Италии он все рассказал Марине. Она сказала:
– Ну вот что, Володя. Из этого мало кто выскакивал, но ты – человек сильный. Давай решим так: или ты мне даешь слово, что все это прекратится, или мы с тобой расстаемся. Потому что я знаю, какие ужасы происходили с Игорем: он скитался по свету, сидел в тюрьме…
Высоцкий возвращается в Москву…»
Получается, что Высоцкий, узнав о том, что врачи вынесли ему практически смертный приговор, попытался найти спасения у Марины, в надежде, что она найдет ему хорошего врача и клинику. Но оказался не в состоянии в тот момент отказаться от дурмана и предпочел вернуться в Москву, где наркотики были гораздо доступнее.
В апреле у Высоцкого родилась идея сделать еще одно концертное турне по США и, может быть, задержаться в Америке на полгода. Он надеялся, что удастся повторить и развить успех первых концертов, состоявшихся в январе 1979 года.
Весной 1980 года у Янкловича появляется знакомая американская славистка Барбара Немчик. У нее заканчивается срок научной стажиpовки в МГУ. Вскоре она стала невестой Валерия Павловича. Возникла идея брака Янкловича с ней, то ли фиктивного, то ли настоящего, чтобы обеспечить его присутствие в Америке во время предполагавшихся длительных гастролей Высоцкого. Как отмечал Владимир Шехтман, «Валера с Барбарой женились вроде бы фиктивно и вроде бы – по любви… Володя с Валерой собирались в Штаты…»
Барбара Немчик вспоминала: «Времени оставалось все меньше и меньше – мне надо было уезжать из Союза. Естественно, мне этого очень не хотелось… Мы с Валерием Павловичем очень подружились, и возникла идея: нам «расписаться». Просто Володя сел со мной рядом и объяснил ситуацию… Он надолго собирается в Штаты, Валера должен быть с ним:
– Я думаю, что и для тебя это будет не самый плохой вариант. Ты подумай».
А вот как об этом рассказывал сам Янклович: «В этот период в моей жизни появилась Барбара… И Володя сказал, что, когда я женюсь на ней, мы вместе поедем в Штаты:
– Мне нужен там свой человек. Попробуем понять, насколько серьезно американцы интересуются русской культурой…»
Нью-Йорк Высоцкому очень нравился. Он считал его городом XXI века.
Не исключено, что Высоцкий тогда впервые задумался о возможности эмиграции. В Америке он встречался с Иосифом Бродским, тогда еще – не нобелевским лауреатом. По утверждению Михаила Шемякина, «у Володи была мечта работать в американском кино. Но он понимал, насколько это сложно».
В мае 1980 года, когда Высоцкий был за границей, Валерий Янклович вступил в брак с Барбарой Немчик, причем все бюрократические формальности удалось быстро преодолеть только благодаря связям Высоцкого.
Высоцкий несколько раз порывался улететь в Париж, к жене, но потом сдавал билеты. Улетел он только 10 мая. То ли он надеялся вылечиться во французских клиниках, то ли надеялся, что во Франции легче будет достать наркотики, хотя они там были дороги, и с торговцами активно боролась полиция. Но в Москве друзья пока что не доставали ему наркотики, надеясь, что он всерьез взялся за лечение. Друзьям казалось, что Высоцкому и в тот раз лететь очень не хотелось. Он специально опоздал на рейс, но рейс задержали, и Высоцкий улетел. Владимир Шехтман утверждал: «Он сделал все, чтобы опоздать. Мы приехали в аэропорт, когда закончилась посадка: «Все, опоздали!» Но таможенники Высоцкого, конечно, знали:
«А, Высоцкий! Сейчас поможем… Девочки, задержите рейс на Париж. Высоцкий опаздывает». И Володя улетел».
Но еще в самолете бард впал в жуткий запой.
На беду он просил Марину его не встречать, сказал, что доедет сам. А на другой день она в панике позвонила в Москву: «Где Володя? Он не прилетел! Я не знаю, где он!»
Об этом последнем приезде во Францию Высоцкого Марина Влади вспоминала так: «…Мое беспокойство, когда ты не приехал в назначенный день, бесполезные звонки, ожидание, бессилие, твое исчезновение между Парижем и Москвой, и – однажды ночью – звонок моей подруги. Ты уже несколько часов в Париже – в одном из русских ресторанов, – и дело плохо, надо ехать за тобой. Я бужу Петю (своего среднего сына. – Б. С.) – мне нужна помощь. Мы находим тебя на банкетке, обитой красным плюшем, в самом темном углу. С тобой гитара и чемодан, ты похож на отставшего от поезда пассажира».
На этот раз дело закончилось психиатрической клиникой. Как свидетельствует художник Михаил Шемякин, Высоцкого «напоили свои же доброхоты: Высоцкий едет с нами! Ну как не выпить с Высоцким! – на всю жизнь сувенир! Две бутылки коньяка ему дали в самолете. Володька попал в сумасшедший дом».
Впрочем, дело было не только в запое. Гораздо важнее было вылечить барда от наркомании. Ведь запой и алкоголь в данном случае были лишь заменителем наркотиков, без которых Высоцкий не мог прожить и дня. И Марина Влади помещает его в клинику Шарантон, хотя было уже слишком поздно. Она вспоминала: «Наш добрый доктор Поль Онигман не может ничего сделать – тебя нужно класть в больницу. В коридоре доктор Дюгарен смотрит на меня и спрашивает:
