Герой этого романа, англичанин старик Хоуард, старается увезти из Европы, от войны и пожарищ, от страха и ненависти, детей. Детей не своих, это дети разных национальностей, которые случайно оказываются на его попечении, там двое маленьких англичан – Рони и Шейла, их родители отправляют к тетке в Оксфорд, бедная маленькая Роза и Пьер – французы, польский еврей Маркан и немка Анна, которую гестаповцы тайно отправляют к брату.
С детьми старик попадает в бомбежку. Они шли по дороге, машины тянулись медленно, за ними обозы с беженцами и нескончаемый поток людей. Самолеты летели низко над дорогой, раздался треск – и от самолета отделилось пять бомб. И началось безумие. Старик видел стрелка в задней кабине, это был совсем молодой немец, юнец лет двадцати. На нем было желтое кепи какого-то студенческого союза, он стрелял в них и смеялся. Бомба попала в машину, а когда старик с детьми подошли поближе, они увидели недалеко от машины мальчугана лет пяти. В машине были его родители, он стоял не шевелясь, будто окаменел, лицо застывшее, почти что серое… Никогда за свои семьдесят лет Хоуард не видел такого выражения лица у ребенка. Он подошел и молча взял его за руку. Мальчик все время молчал, и старик думал, что его новый подопечный немой…
Поскольку в романе большое место занимают дети, то война возникает как воплощенное безумие, бездарность и тупость, как звериная вакханалия. И так как старик понимает, что в мир детства война никак не укладывается, он все время озабочен тем, чтобы дети не испугались. Должен тебе сказать, что отношение старика к детям для меня лично явилось открытием истины всей педагогики. Какую деликатность проявляет старик не то чтобы к каждому ребенку, а они, естественно, очень разные, а к тому, что вообще в нашей жизни обозначается словом «детство». Иногда, представляешь, он, старик Хоуард, не смеет даже предупредить их об опасности, ему, например, надо было сказать детям, чтобы они не говорили по-французски, но как же им это сказать, как объяснить, что могут услышать взрослые люди и убить их за это… В самом деле, безумие какое-то.
Давно уже, кажется, я не плакал над книгами. Ах, Боже мой, неужели не все мы, люди, живущие на земле, – люди.
Роман как будто написан для экрана, вот бы догадались сделать фильм, я бы с радостью сыграл роль старика. Впрочем, такую роль каждый захотел бы сыграть. Рон Моуди сыграл бы ее гениально – помнишь, старик, главарь нищих из «Оливер!», – а вообще, каждый мужчина хотел бы быть в роли человека, который спасает детей от войны.
Вот этих чужих детей старик хотел переправить в Англию, а оттуда в Америку, к своей дочери. Если бы я был американцем, я бы гордился, что в ту войну детей, спасая от фашистской чумы, отправляли в Америку.
Роман будут печатать в журнале «Урал» в трех номерах, как только выйдет, я тебе его пришлю обязательно. А пока на прощанье вот тебе рисунок Маленького принца. Узнаешь?
Обнимаю.
Отец
Москва
Здравствуй, Андрей!
Благодаря семейным связям попал вчера на выставку «Ученые рисуют» в новом здании Третьяковки на набережной – огромная красивая выставка. Шел туда, стыдно признаться, как на концерт самодеятельности, вроде визита вежливости и акта дружеского расположения, мол, отцы науки на досуге искусством забавляются. Какая ошибка, какое позорное самомнение! Такого интеллектуального напора, такой мощи индивидуального сознания давно не встречал не то что на выставках, но и в театре. Уникально. Блестящий симпозиум мнений о двадцатом веке, о человеке в масштабах мироздания, о Земле и Космосе – философская выставка.
Здесь было большое собрание нежных акварелей одного из основоположников космического естествознания, Александра Леонидовича Чижевского. Здесь были работы академиков Петрова, Юрьева, Блохинцева… Физики, летчики, филологи и врачи – самостоятельное и неожиданное творчество.
Очень понравились мне картины Бориса Алексеевича Смирнова-Русецкого. В живописи – поэт, в жизни, как я узнал, – специалист в области металловедения, кандидат технических наук. Надо сказать, что его работы – циклы «Космос», «Прозрачность», «Алтай» – и холсты инженера-конструктора Марины Дмитриевны Стерлиговой – «Виноград», «Яблоки», «Розовый восход» – вызывали особенно жаркие дискуссии посетителей. Пейзажи едва ли написаны с натуры, но, рожденные фантазией художника, его внутренним видением, они тем не менее доведены до реальности… А яблоки и виноградины (кстати, Стерлиговой) – точно в увеличительном стекле – сверхнатуралыюе чудо природы…
За внешне простыми живописными работами ощущается целостное восприятие мира – вот это главное. И знаешь, что я подумал: для людей искусства все их эмоциональное поле, весь внутренний заряд уходит в творчество, а для ученых, очевидно, их эмоции, их внутренний мир полностью не раскрываются через науку, а ведь эти скрытые потенциальные возможности тоже ищут выхода… Помнишь, я говорил, что был потрясен в Новосибирске, сколько прекрасных музыкантов среди ученых… Сейчас почему-то особенно отчетливо понял некоторые общие закономерности творчества.
Процесс творчества, по существу, не только фиксация внешнего мира, не только его отражение, но в большей степени самовыражение, поэтому такое значение имеет сама личность человека и художника. Чем богаче, чем полноценнее человек, тем богаче и для зрителя интереснее его творческие проявления – это же так естественно. Профессиональные навыки, которые дает нам школа, конечно, помогают, но они ничего не определяют; если художник мало развит, личность его бедна, то и творчество его будет в большинстве случаев однобоким, ограниченным. И опыт, и история показывают, что все великие художники были широко развитыми, духовно необыденными личностями. Такая крупная и сильная в духовном отношении личность способна глубоко и сильно воздействовать на людей и в жизни, и в искусстве.
Скажем, художник пишет природу; для одного художника природа – это совокупность цветовых пятен, совокупность каких-то внешних форм, и он трудится очень долго, внимательно, чтобы эти внешние формы отобразить. В этом есть, конечно, некоторая ценность, но в пейзаже можно выразить и свое внутреннее «я», выразить те эмоции, которые владеют художником, выразить внутреннее состояние, может быть драматическое или лирическое. В такой ограниченной, казалось бы, сфере творчества, как пейзажная живопись, можно выразить чрезвычайно много. Как видно по выставке, у ученых в чести сейчас философский пейзаж, пейзаж, в котором отражены представления о мире. Наша эпоха, по выражению академика Вернадского, эпоха космизации сознания. «Космизация сознания» – это тот новый путь, тот шаг вперед, который XX век принес человечеству «Космизация сознания» – только и слышалось на выставке – выражается, как я понял, в стремлении выйти за пределы Земли, в стремлении хотя бы мысленно перенестись на
