как раньше. Дети всегда ходили опрятными. Несмотря на нехватку воды, мы купали детей, потом в этой воде стирали белье и даже гладили его. Надо освободить себя вот в таких экстремальных ситуациях – освободить от страха. Но за детей, конечно, я боялась…»
Дети на войне очень быстро взрослеют. Мой десятилетний сын ходил под обстрелами за водой. Он приспособил для этого старую детскую коляску: снял с нее верх, поставил вместо него большой алюминиевый бидон, и получилось что-то вроде тачки, с которой он вполне справлялся. Изобретение не было новым – подобные кадры с детьми, везущими на колясках ведра и бидоны, все мы видели давным-давно в фильмах о Великой Отечественной войне. Иногда в то время, когда сын вместе с другими детьми шел за водой, внезапно начинала работать артиллерия из Шуши. Дети мгновенно ориентировались и очень быстро научились находить подходящие укрытия. Спрячутся, отсидятся, а потом, когда все утихнет, идут дальше.
Во время одного из особенно интенсивных обстрелов, 20 февраля 1992 года, осколком снаряда ранило мою жену. Стреляли из села Кесалар. Белла собиралась что-то взять из квартиры, вышла из подвала, и, пока она поднималась по лестнице, начался очередной обстрел. Снаряд разорвался во дворе, но через открытую дверь в подъезд влетел осколок, рикошетом отлетел от стены и попал в Беллу. В этот момент она стояла как раз напротив квартиры нашей соседки, и та втащила ее, раненую, к себе. Оказалось, ранение в бедро. Сквозное, серьезное. К счастью, кость не задело. Быстро отправили Беллу в госпиталь, сообщили мне по рации. Я примчался туда, когда ее как раз оперировали. Электричеством от маленького движка освещалась только комната, где шла операция, в остальной части подвала – бомбоубежища здания обкома партии, в котором тогда размещался госпиталь, – мерцал тусклый свет керосиновых ламп.
Через несколько дней, как только Белла немного пришла в себя, я ее отправил вместе с детьми к родственникам в деревню лечиться и восстанавливаться. Отправил на пару месяцев, несмотря на ее сопротивление, – в Степанакерте как раз начались особенно жестокие обстрелы, я почти не появлялся дома, а Белла нуждалась в уходе.
Все эти годы моя семья оставалась рядом со мной. Конечно, я мог бы перевезти своих близких в Армению, где они находились бы в безопасности. Такая возможность была у многих, ведь почти все имели в Армении родственников. Мы обсуждали эту тему в кругу лидеров движения. Некоторые говорили, что если семья в безопасности, то мужчина может всецело отдавать себя службе. Я же считал, что эвакуация семей подорвет у карабахцев веру в успех: раз руководители вывозят детей и родных, значит, они сами сомневаются в победе. В критических ситуациях, особенно на войне, доверие людей чрезвычайно важно, и мы не хотели его терять. К тому же нет более сильной мотивации воевать до последнего, чем чувство, что ты защищаешь собственную семью с оружием в руках. Мы не принимали никакого специального решения, но между собой договорились не вывозить свои семьи.
Азербайджан воевал за территорию, на которой мы жили. Мы, карабахцы, ему были не нужны. Обстрелы населенных пунктов в глубине Карабаха должны были напугать нас и заставить навсегда покинуть нашу землю. Именно так мы воспринимали происходящее. Сегодня я могу признаться, что решение оставить своих детей, жену и мать в Карабахе в годы войны было самым трудным из всех, которое мне когда-либо приходилось принимать в жизни.
Выборы в парламент
В конце декабря 1991 года состоялись выборы в парламент НКР. Несмотря на то что они проводились на фоне разворачивающихся военных действий, под постоянными артиллерийскими обстрелами, многие пришли голосовать, и большинство депутатов выбрали в первом же туре. Азербайджанские районы, представителям которых предназначались десять мест из восьмидесяти одного, участвовать в выборах отказались. Конечно, парламентское правление в тот период было не самой удачной формой, но времени для обсуждений не осталось и мы просто скопировали модель, которая применялась в Армении. В стране шла реальная война, и мы не могли предугадать, насколько эффективным окажется такой подход. Раньше мы не имели дела с государственным управлением: занимались партийной работой, умели взаимодействовать с людьми, обладали организационными навыками – и все. Мы понимали, что стране срочно нужны собственные законные органы власти, но все наши представления о них основывались на прошлом, советском опыте.
В предвыборной деятельности я не участвовал – мне было не до выборов. Я занимался организацией обороны Мартунинского района и весь этот период безвылазно провел там. На встречи с избирателями не мог не то что ездить, а даже вспомнить о них не успевал. Помню лишь, что подписывал бумагу о своем согласии баллотироваться, с которой ко мне кто-то приехал от имени жителей одного из районов Степанакерта. Но, несмотря на это, меня все же избрали депутатом. Мой конкурент – девушка, имени которой я уже не помню, – не набрала голосов. На первое заседание парламента я опоздал, примчавшись прямо из Мартуни, и даже не успел зайти домой переодеться, так и вошел в военной форме. В этот день выбирали председателя парламента, и как раз шло обсуждение. Атмосфера в зале мне показалась несколько напряженной, странной, но я не сразу понял почему. Сел, наблюдаю за происходящим, слушаю речи, звучащие с трибуны, разговоры в зале, и вдруг – по отдельным репликам, по реакциям, по выступлениям понимаю: ого, оказывается, в парламенте-то у нас большинство дашнаков!
Для меня это стало полнейшей неожиданностью.
* * *
Одна из самых старых армянских партий, созданная около ста лет назад, – «Дашнакцутюн» объявилась у нас в 1988 или 1989 году. В Карабах постоянно приезжали их эмиссары, создавали свои структуры, формировали ячейки: активно занимались партийным строительством. Для них этот процесс был очень важен, поскольку в советский период «Дашнакцутюн» действовала только за рубежом. Ее усилия в основном сконцентрировались на общинной работе, дашнаки успешно конкурировали с другими армянскими партиями за влияние на армянские общины и, как правило, доминировали. Многие десятилетия такого существования сформировали у «Дашнакцутюн» представление о себе как о некой форме национальной власти, и доля истины в этом была. Дашнаки несомненно сыграли важную роль в сохранении национальных устремлений и традиций в диаспоре. Теперь они нацелились на власть в независимой Армении, где начали активную деятельность, и частью их стратегии был Карабах.
Длительная работа за рубежом партии с революционной идеологией, причем в странах с очень разными моделями государственного устройства, от Ближнего Востока до США, придала определенную специфику как ее структуре, так и методам работы. Существовало два типа членства: открытый и скрытый партиец, практиковались секретные процедуры вступления в
