Никому по дороге, как бывало прежде, даже не телеграфировал, чтобы прогуляться вместе по перрону, а то и задержаться на денек-другой… Не прогневайтесь, друзья, — Россия ждать не может… Курск… Москва. А вот и Любань, воспетая по-разному Александрами — Радищевым и Пушкиным…
— Ваше высокоблагородие, в Санкт-Петербург… Господа, прибываем в Санкт-Петербург…
В канун 1908 года Крылова вызвал в Адмиралтейство товарищ морского министра И.Ф. Бострем, в ведении которого находились службы Морского технического комитета. Обычный вызов: мало ли что пожелается высшему начальству узнать о текущих бассейновых делах.
Но Бострем был слишком торжествен для рядовых вопросов, что, конечно, сразу, обмениваясь приветствиями, отметил про себя Крылов: «Э, да меня поджидает очередная каверза».
— Господин полковник, — объявил товарищ министра, — ближайшим приказом по флоту вы будете назначены на пост главного инспектора кораблестроения…
Что уж хотел увидеть или услышать в ответ Бострем, неизвестно, но Крылов отнесся к сообщению по-своему, оно им, видимо, все-таки ожидалось, и не ошеломило его — не огорчило, но и не обрадовало:
— Считаю долгом заметить, ваше превосходительство, что есть на флоте более опытные корабельные инженеры для такого поста. Я же просто флотский офицер, профессор Морской академии, занимающийся теорией корабля, то есть изучением его мореходных качеств, как вам, должно быть, известно, ваше превосходительство.
— Не скромничайте, уважаемый Алексей Николаевич, — перешел на неофициальный тон Бострем. — Есть ли более основательные причины у вас для отвода собственной кандидатуры?
— Спросили ли вы мнение Николая Егоровича Титова? — осведомился Крылов, потому что с предшественником у него случались рабочие столкновения.
— Вот именно он-то на вас и указал, уходя в отставку по совершенно расстроенному здоровью, — ответил Бострем, и Крылову показалось, что высказанное вслух мнение старого моряка и инженера Титова не очень-то пришлось по душе товарищу морского министра.
Ну кто же после этого разговора сможет высказать сомнение в верности матросских предугадываний?
Наступил 1908 год.
Как бы ни отнекивался сам Крылов, как бы ни реагировали на его неожиданное появление в роли главного инспектора кораблестроения друзья — бурно-восторженно, враги — злобно-затаенно, — решение о его назначении, выражаясь инженерным языком, было оптимальным.
В кругах, приветствовавших назначение, знали или, во всяком случае, имели представление о «теориях Крылова», о «способах Крылова», о «курсах Крылова», о «приборах Крылова». Здесь говорили и о его сравнительной молодости для такой должности, о неподкупности, об умении постоять за себя и за дело, не ломая шапки, а уж тем более — поясницы. Здесь восхищались поразительной памятью профессора, физической силой, как у Петра Первого, поговаривали и об остром, как бритва, языке.
Недоброжелатели обо всем этом умалчивали, конечно, хотя 44-летняя молодость нового главного инспектора варьировалась по-всякому: и выслуга вроде налицо, а не генерал; пост доверили, а расположением не пользуется…
Проверка силы или слабости Крылова, нового главного инспектора кораблестроения России, должна была состояться в очень скором времени, как на оселке, на проекте Куниберти, продолжавшем беспрепятственно торпедировать пьедестал первого места. Хотя официально победившими в конкурсе были признаны фирма «Блом и Фосс», Балтийский завод и фирма «Виккерс», Морской генеральный штаб все равно отдавал предпочтение проекту Куниберти. Под неведомым давлением стали склоняться в его пользу и многие члены комиссии.
Всем стало ясно, что от слова главного инспектора кораблестроения зависит как его собственное пребыванпе на этой высокой должности, так и дальнейшее утверждение проекта Куниберти. Его «да» — и тот, кто так мощно поддерживал соискателя, не откажет новому главному инспектору в своем высоком внимании…
Произнесено было решительное «нет!». Мотивировалось оно не просто грубейшим отступлением проекта от объявленных технических условий. Проект Куниберти предусматривал расположение 120-миллиметровых орудий по диаметральной плоскости корабля. Орудия не укрывались, как было принято в русской практике и требовалось по условиям конкурса, а стояли открытыми.
Немедленно после этого, не вступая в обсуждение по существу указанных недостатков, Морской генеральный штаб, пользуясь статусом органа, ведающего стратегической подготовкой флота, просто снял эти условия с конкурса. Пьедестал для линкора Куниберти настойчиво оберегался от всех других претендентов.
Положение обострялось. Выходило, что новый главный инспектор отныне начинал борьбу не за истину в кораблестроении, а с Морским генеральным штабом. И профессор Крылов, пренебрегая формальностями, ринулся отстаивать и продвигать истину. Не возражая толковой аргументации ГИКа, морской министр, опытный адмирал и неплохой знаток техники И.М. Диков тем не менее не решался прямо одобрить ее.
Клубок страстей завязывался все туже.
Замаскированный противник предусмотрел, конечно, и такую реакцию на свои притязания. Поэтому Крылов атаковался по четко разработанной системе. Едва ли не на первом месте в ней стояла анонимка, которая в зависимости от обстоятельств то угрожала непосредственно адресату, то сообщала его высшему начальству о всяких вопиющих нарушениях с его стороны, не исключая мелкого и крупного казнокрадства. Любая нелепость шла в ход. В ответ на предложение разобрать одно анонимное письмо такого рода главный инспектор распорядился ответить министру официальным донесением: «Во исполнение резолюции Вашего высокопревосходительства на возвращаемом при сем анонимном письме прилагаю выписки из Свода законов т. 1 и т. 14.
Ежели кто получит безымянное письмо или пасквиль, то, не распространяя оного, или уничтожает, или же отсылает в местную полицию для сыскания сочинителя, а буде таковой найден не будет, то объявляется за бесчестного, пасквиль же предается сожжению через палача».
Немногие высокопоставленные чиновники, не умаляя их храбрости вообще, могли рискнуть на подобный ответ. Редчайший министр позволит себе роскошь отнестись к подобному ответу, не оставив зарубку в памяти против столь отчаянного сотрудника. Принять же меры незамедлительно нельзя: озорно-вежливо, но сотрудник совершенно справедливо указал на статьи Свода законов, а министру надлежит их блюсти всенепременно.
Пройдет не так уж много времени, министр, обратившись к зарубке в памяти, будет писать раздраженные резолюции такого содержания: «Я не раз замечаю уже, что Морской технический комитет превышает представленные ему права и распоряжается самостоятельно».
