Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том III (1939 – 1953).

В ответ на вопрос т. Сталина митрополит Сергий сказал, что в качестве помещений для патриархии и для патриарха он просил бы принять внесенные митрополитом Алексием предложения о предоставлении в распоряжение патриархии бывшего игуменского корпуса в Новодевичьем монастыре, а что касается обеспечения продуктами, то эти продукты они покупают на рынке, но в части транспорта просил бы помочь, если можно, выделением машины.

После этого т. Сталин сказал митрополитам: „Ну, если у Вас больше нет к Правительству вопросов, то, может быть, будут потом. Правительство предполагает образовать специальный государственный аппарат, который будет называться Совет по делам Русской православной церкви, и Председателем Совета предполагается назначить т. Карпова. Как вы смотрите на это?“

Все трое заявили, что они весьма благожелательно принимают назначение на этот пост т. Карпова.

Затем, обращаясь ко мне, т. Сталин сказал: „Подберите себе 2 – 3 помощников, которые будут членами Вашего Совета, образуйте аппарат, но только помните: во-первых, что Вы не обер-прокурор; во-вторых, своей деятельностью больше подчеркивайте самостоятельность церкви“.

…После этого т. Сталин, обращаясь к т. Молотову, сказал: „Надо довести об этом до сведения населения, так же, как потом надо будет сообщить населению и об избрании патриарха“.

В заключение этого приема у т. Сталина выступил митрополит Сергий с кратким благодарственным словом к Правительству и лично к т. Сталину…

Тов. Сталин, попрощавшись с митрополитами, проводил их до дверей своего кабинета[987].

Данный прием был историческим событием для церкви и оставил у митрополитов Сергия, Алексия и Николая большие впечатления, которые были очевидны для всех, кто знал и видел в те дни Сергия и других»[988].

В дополнение следует подчеркнуть, что вождь, стремясь придать церкви больше самостоятельности и прав, дал специальные указания относительно деятельности Совета по делам Русской православной церкви. Они были лаконичны, но содержали самое существенное, что открывало перед православной церковью достаточно широкие возможности. Указания предусматривали:

а) Совет не решает, а обо всем докладывает и получает указания от правительства; б) Совету не представлять собою бывшего обер-прокурора, не делать прямого вмешательства в административную, каноническую и догматическую жизнь церкви и своей деятельностью подчеркивать самостоятельность церкви; в) председателю Совета установить такие отношения с патриархом, которые не давали бы церковному центру повода рассматривать председателя Совета как обер-прокурора. Обеспечить соответствующие встречи, приемы, формы обращения с патриархом, которые могли бы быть использованы для соответствующего влияния; г) не смотреть в карман церкви и духовенства, так как это испортит отношения между Советом и церковным центром и другими руководящими деятелями церкви, и считать это компетенцией органов министерства финансов; д) не делать «булавочных уколов» группам верующих и при рассмотрении вопроса об открытии церкви, хотя и регулировать, но не зажимать; е) Совету обеспечить, чтобы епископат являлся полновластным хозяином епархии, и право архиерея распоряжаться церковными, суммами; ж) не делать препятствий к организации семинарий, свечных заводов и т.п.[989]

Этот прием, а главное его результаты и самое благосклонное отношение вождя к иерархам Русской православной церкви, имели историческое значение как для церкви, так, можно сказать, и для государства в целом. Вот как оценивал митрополит Иоанн значение этой встречи и вообще поворота в церковной политике Сталина:

«При этом – надо отдать Сталину должное – пересмотр осуществлялся решительно и целенаправленно во всех областях: от культурно-исторической до религиозной… Результаты этой беседы превзошли всякие ожидания. Все до единого вопросы, которые были поставлены иерархами, говорившими о насущных нуждах клира и паствы, были решены положительно и столь радикально, что принципиально изменили положение Православия в СССР. Было принято решение о созыве архиерейского собора и выборах патриарха, престол которого 18 лет пустовал из-за препятствий со стороны властей. Договорились о возобновлении деятельности Священного Синода. В целях подготовки кадров священнослужителей решили вновь открыть духовные учебные заведения – академии и семинарии. Церковь получила возможность издания потребной религиозной литературы – в том числе периодической.

Итоги внезапной „перемены курса“ стали поистине ошеломляющими. В несколько ближайших лет на территории СССР, где к началу войны оставалось, по разным данным, от 150 до 400 действующих приходов, были открыты тысячи храмов, и количество православных общин доведено, по некоторым сведениям, до 22 тысяч! Значительная часть репрессированного духовенства была возвращена на свободу. Прекратились прямые гонения на верующих и дикие шабаши „Союза воинствующих безбожников“, сопровождавшиеся святотатственным пропагандистским разгулом.

Русь оживала. Церковь выстояла…»[990]

Однако, как пишет митрополит Иоанн, в руководстве партии во второй половине 40-х годов наметилась тенденция ужесточить политику в отношении церкви. Готовилось даже специальное решение по этому вопросу. Но, в конце концов, Сталин – более дальновидный и прагматичный, чем большинство его оголтелых соратников все же настоял на своем. Подготовка документа была свернута. Более того, к концу 40-х годов из лексикона партийных и государственных документов практически исчезли сами термины «антирелигиозная» или «атеистическая» работа. Не было их и в отчетном докладе ЦК ВКП(б) девятнадцатому съезду партии, который в октябре 1952 года представил делегатам Маленков. Впервые на съезде партии вообще был обойден молчанием вопрос о задачах антирелигиозной пропаганды[991].

В контексте изложенного выше материала у многих возникал и возникает вопрос: был ли Сталин православным человеком? На этот вопрос точно и определенно мог бы ответить только сам Сталин. В наши дни разные исследователи его жизни отвечают по-разному. Вот, например, как на него ответил в интервью известный русский историк И. Фроянов:

«Если исходить из того, что Сталин внес огромный вклад в спасение России и если в России видеть Богоизбранную страну, носительницу Христовой Веры в ее чистоте и полноте, то с этой точки зрения его можно считать православным человеком. Конечно, однозначной характеристики быть не может. Дело в том, что Сталин как всякий великий человек созерцал, по выражению Достоевского, две бездны: бездну добра и бездну зла. Это своеобразные весы колеблющиеся. Но нельзя отлучать Сталина от Православия, потому что по конечному характеру своей деятельности, связанной с его значением в истории России, его можно считать православным человеком.