— А это че, хорошее дело?
— Можешь не сомневаться.
— А ты хоть не шутишь?
— Проснешься завтра — и меня буди сразу, договорились?
— Олег обнял сына, и они пошли ужинать.
Затемно, взяв ведро и лопату, Святой с Максимом тихонько выбрались из дому, и по сонным еще улочкам поселка минут за сорок дотащились до нерабочего карьера. Разрабатывать его прекратили несколько лет назад. Почему? А шут его знает. Среди заброшенных людьми отвалов, убегающих вершинами на двести и более метров в прозрачное субботнее небо, отыскали придавленную булдыганами пушистую березку и аккуратно, чтобы не повредить на удивление длинные корни, пересадили ее в ведро.
— Ростом с нашу маму, правда?
— Заметил, значит, шкет, может, заодно догадаешься, как назовем это чудо?
— У деревьев имен не бывает.
— У этого будет.
— Какое?
— Лена.
Солнце еще не полностью выкатило из — за сопок, а лесная гостья уже красовалась напротив окон квартиры, в которой жил Олег. Довольный Максим весь день мучил соседей рассказами, как он с отцом принес ее из леса, а с кухни сквозь стекла балконных дверей теперь всегда можно было видеть кудрявую макушку березки.
***
Работа в карьере была организована в три смены, поэтому на каждой чугунке пахал экипаж из трех шоферов, но драндулет Святого никого не прельщал и он вкалывал один, что впрочем не мешало ему вывозить норму, которую другие работяги кое-как вытаскивали на-гора на новых машинах. Сегодня, по-человечьи отдав восьмичасовой долг государству, Олег проехал через КПП на территорию гаража и загнав «БЕЛАЗ» на мойку, заглушил мотор. Под скрежет металлических щеток и водопад холода, в момент остудивший раскаленную дизелем и солнцем кабину, он прикемарил.
Разбудил Святого взрыв. В короткую пересменку в карьере рвали породу. Насколько позволяла теснота кабины, он потянулся и, переждав облако урановой пыли, оседавшее за распахнутыми воротами мойки, пустил двигатель. На автостоянке, задрав капот, чтобы не копаться утром, долил в радиатор воды и, проверив уровень масла в гидросистеме, нырнул под железное брюхо машины. Там и застал его бригадир, когда он менял карданные болты.
— Здорово, Олег.
— Привет, Саня, нужно что?
— Вылазь на пару минут, разговор есть.
— Базарь, я и здесь слышу.
— Ты ведь один на этой керосинке пашешь?
— С понтом, не знаешь.
— Там может в две смены побатрачишь. Получишь побольше, да насчет премиальных я похлопочу. Не мало должно выйти, ну как?
Святой согласился не размышляя. Первый раз в жизни он почувствовал, что, не причиняя людям зла, может заработать деньги, и начались гонки по вертикали. Дороги в карьере были опасны, круты и глинисты. Летом их постоянно поливали водой, а зимой — мазутом, чтобы не пылили снующие сутками от экскаваторов до отвалов «чугунки». В такой обстановке, особенно когда на груженном под завязку породой «БЕЛАЗе» Олег вкатывал на весы, и на табло вспыхивали зеленые лампочки цифр — сто тонн, он уважительно себе подмигивал в треснутое зеркало бокового вида. Изнурительно тяжелая работа была ему по вкусу, но уже через неделю отутюжив, как договорился с бригадиром две смены подряд, Святой до того вымотался, что не пошел домой, а постелив под гудящую голову чью-то промасленную робу, отрубился прямо в раздевалке душа.
— Олежка, я понимаю, что деньги надо, но и сутками в гараже пропадать не годится, — ругала на следующий день вечером Лена своего мужа, который опять заявился домой, когда дети уже спали.
— Ребятишки тебя потеряли, давай завтра пораньше приходи.
— Ленка, дай мне хоть месяц по — нормальному отпахать?
— Ты считаешь, что то, что сейчас происходит, это нормально?
— Сейчас бросать ни то, ни се, посмотрим, сколько получки будет, а потом прикинем, что делать дальше, — уговаривал он жену, уплетая плов.
Месяц Святой не вылазил из карьера и в день зарплаты зашел в весело гудящую кассу в приподнятом настроении. Отстояв в очереди, не глядя, расписался в ведомости и отошел в сторонку пересчитать деньги. «Сто восемьдесят рублей — внутри неприятно заледенело. Наверное, ошиблась» — решил он про девушку, которая выдавала деньги.
Выждав, пока шоферня разошлась, Олег стукнул в продолговатое забранное решеткой оконце кассы.
— Моя фамилия Иконников, посмотрите, пожалуйста, сколько я заработал за прошлый месяц?
Пошуршав бумагами, девушка отыскала то, что ей было нужно.
— Вот, ваш автограф?
— Мой.
— Сто восемьдесят рублей, правильно? Святой взобрался на капот своей кормилицы и, облокотившись на кабину, опустил голову на руки. Жгучая обида заливала сознание. Он не представлял, как глянет Ленке в глаза — вместо предполагаемых восьми сотен, вышло в четыре раза меньше, — Олег? — прервал его скучающие мысли потягивающий сигарету бригадир.
— Ты че не в горе?
— Сломался.
— А почему заявки на ремонт нет?
— Я сломался, а не машина — пнул по лобовому стеклу в сердцах Олег и спрыгнул на землю. Бугор побледнел от страха, он не раз мылся после смены со Святым, в душе и имел возможность видеть его разрисованное наколками тело. Блеснувшие слезы шофера ничего хорошего тоже не предвещали.
— Не ты ли, кобыла, хлял, что я в золотых штанах щеголять буду?
— Понимаешь, Олег, бригада план не выполнила. Вот без пятаков и остались.
— Но я с бригады один в две смены месяц горбатил. Почему те, кто на ремонте стоял, больше меня отхватили?
— На ремонте тариф идет. В случае, если бригада план не вытягивает, то ремонтная путевка в два раза дороже карьерной выходит.
— Сколько процентов в прошлом месяце сделали?
— Семьдесят девять, — упавшим голосом ответил Санька.
— А почему, мразь, ты не тормознул меня, когда я шкуру рвал в карьере. Ведь дней за десять до конца месяца ты уже знал, что плана не будет? Знал, сука, по рылу видно. Может, перо меж лопаток тебе сунуть, чтобы не нагребывал больше людей или так дотекет до мозгов твоих чушачьих?
— Так.
На грязной от сапог лестнице, ведущей в раздевалку, Святого догнал Костя.
— День добрый.
— А-а, это ты, неуловимый. Как в автобусе с тобой познакомились, так с тех пор и не встречал твоих синих глаз. Где курковался — то?
— В отпуске был. В Казахстан к теще летал и служил как раз там же.
— Значит, два удовольствия сразу справил, повезло.
— Извини, Олега, но я слышал случайно, о чем ты с бугром толковал.
— Жалеть меня, что ли приперся или посоветовать, что хочешь?
— Переходи ко мне в бригаду. В моем экипаже вкалывать будешь, чугуняка у меня нулевая, а как ты пашешь — я вижу.
