а также по многим другим причинам Дом теоретически уже не должен существовать. Но пусть, пока это возможно, есть место, где коммерческая отдача — не главное, где люди морально вознаграждаются за их вклад в создание актерского братства, И в этом смысле, я думаю, Дом актера — вне конкуренции.
Практически ни с кем из актеров и режиссеров я не дружу домами, но все они мне интересны и всех их я люблю. Внимание нашей прессы чаще всего направлено на негативные стороны жизни и творчества известных людей. Мне это кажется неправильным. Это делает нас хуже. Гораздо важнее знать о них хорошее, Я считаю, что творческого человека надо беречь, лелеять и носить на руках. Тогда ему будет лете жить и радовать нас, сидящих в зрительном зале.
Есть люди, дружба с которыми перешла ко мне от папы. Это главное мое наследство наряду с фамилией.
В папином кабинете, в Доме актера, всегда сидели Леонид Утесов, Ростислав Плятт, Иосиф Туманов, Виктор Комиссаржевский… В этой компании бесконечно травили байки, обменивались свежими анекдотами. Хохот был слышен уже на лестнице. Я все думала: когда же папа работает? Но он говорил, что именно во время этих бесконечных «сидений» рождались замечательные идеи поздравлений и вечеров.
Билеты на вечера раздавало бюро обслуживания, а первым двум-трем рядам — лично папа. Он приоткрывал ящик письменного стола, поднимал глаза, видел — входит Этуш. Рылся-рылся и вынимал заранее надписанные билеты. Когда заглядывала я, говорил: «Маргуля, подожди». И если не приходили Плятт или Туманов, мне доставались их места.
Как утверждает Александр Ширвиндт, папа безошибочно определял место человека в театральной иерархии. Если в этот вечер тебя сажали не в 5-й ряд, как прежде, а в 8-й, ты не должен был обижаться. Тебе следовало задуматься, что же в твоей жизни произошло.
Многие годы я знала актеров лишь как зритель. Друзей папы я сторонилась — будучи очень застенчивой, испытывала в присутствии знаменитостей некоторую неловкость. Я вообще со многими людьми чувствовала себя некомфортно. Мне было хорошо лишь с теми, с кем я работала. Поэтому когда я начала работать в Доме актера, все стало на свои места. Оказалось, что здесь мне так же хорошо, как было на телевидении.
ЛЕОНИД УТЕСОВ И POCTИСЛАВ ПЛЯТТ
Самыми близкими папиными друзьями, как мне кажется, были Леонид Осипович Утесов и Ростислав Янович Плятт.
Помню, как папа водил меня в сад «Эрмитаж», где в деревянном эстрадном театре летом давали концерты. Утесов так завораживающе пел, двигался и дирижировал, что зритель сразу подпадал под обаяние этого человека.
Я бывала у Леонида Осиповича дома. Помню, его дочка Дита показывала мне свои платья и шляпы. А я, как человек совершенно далекий от моды, чувствовала себя очень неуютно и с трудом могла оценить очередную шляпку. Тем более Дита была небольшого роста и, как и я, полненькая, а эти шляпы делали человека похожим на гриб.
Перипетии жизни Утесова я знала — чему-то была свидетельницей сама, что-то рассказывал папа (он нередко делился со мной проблемами своих друзей). Умерла Елена Осиповна. Муж Диты, Альберт, долгие годы страдал страшной болезнью Паркинсона. Болели и Дита с Леонидом Осиповичем. Когда они оба лежали в больнице, им помогала Тоня — танцовщица из джаз-оркестра Утесова. Она стала другом семьи.
Я видела, что Леонид Осипович старается как-то «подать» Тоню. На дне рождения папы за столом сидели Борис Голубовский, Ростислав Плятт и другие гости. Под конец вечера приехала Тоня — за Леонидом Осиповичем. Мы с женой папы, Ириной Николаевной Сахаровой, уговаривали ее посидеть с гостями. Она отказывалась, но потом все-таки сдалась. Леонид Осипович (не настаивавший на том, чтобы Тоня приняла участие в застолье) решил, видимо, как-то представить ее, показать в лучшем свете. Он сказал, что Тоня замечательно пародирует. «Ну, покажи, покажи», — требовал он. Тоня встала и сделала пародию то ли на Зыкину, то ли еще на кого-то, но у меня осталось ощущение жалости и неловкости: вдруг ни с того ни с сего перед всеми этими выдающимися людьми Тоня должна была что-то спеть.
На том папином дне рождения Леониду Осиповичу очень понравился торт, который я испекла — из бисквита и безе, промазанных сгущенным молоком с маслом. Леонид Осипович сказал: «Испеки такой торт и на мой день рождения». Но порадовать Утесова, к сожалению, мне не довелось: он не дожил до своего дня рождения.
Я стала свидетелем разрушения жизни большой семьи Утесова. Болезни, старость, невостребованность подкосили артиста и его близких. Огромная квартира постепенно приходила в упадок. В ней с каждым годом оставалось все меньше признаков прежнего благополучия…
Папу отличала открытость, и достаточно много людей (может, даже слишком много) знало о том, что происходит в его личной жизни. Но, наверное, его самым доверенным человеком был Ростислав Янович Плятт.
Как и Утесов, Плятт тоже всегда приходил на папины дни рождения. Однажды подарил ящик коньяка. В поздравлении он как-то смешно оправдывал свой подарок — папа ведь был непьющим.
Бывал Плятт у нас обычно с женой. После ее смерти отец очень жалел друга, зная, как ему тяжело приезжать с гастролей в пустую квартиру.
Но все-таки, надо сказать, что про своих лучших друзей папа многого не понимал. Он, например, и дальше продолжал считать, что Плятт — совершенно одинокий, а у него уже была Милочка, которая потом стала его женой. Или он долго думал и даже советовался со мной, стоит ли Утесову жениться на Тоне, а тот уже давно это сделал. Не то чтобы друзья намеренно его обманывали, просто папа был настолько наивен, что сам хотел быть немного обманутым.
Помню, как мы однажды пришли с ним в дом на Бронной, где Ростислав Янович жил с Милочкой. Какой это был ухоженный дом! И как красиво нас принимала Милочка. Мы общаемся с ней до сих пор, я знаю ее проблемы. И часто думаю, как трудно приходится женщинам, которые остались одни после смерти таких выдающихся людей. Даже тем из них, кто всегда был самостоятельной творческой личностью. Эти женщины вдохнули другой жизни. И я всегда чувствую себя виноватой перед ними, поскольку, к сожалению, всего, что надо сделать для них, я сделать не могу.
Когда Плятт умер, Ирина Николаевна Сахарова отдала мне один из подарков, который он преподнес папе, — графин со стаканами. Он стоит у меня в шкафу и напоминает о
