Пригласили военпреда, занимавшегося приемкой снарядов. Новые расспросы:
— Какие изменения внесены за последнее время в технологию производства снарядов 108-А?
— Никаких.
— Я, вероятно, скоро начну в нечистую силу верить, — с жаром произнес один из присутствующих. — Чем больше мы разбираемся, тем дело становится не яснее, а запутаннее.
— Давайте все-таки попытаемся разыскать где-нибудь снаряды той партии, которыми проводились испытания в прошлом году, — настоял я.
Снаряды, оказалось, найти было не так трудно. Было решено через два дня испытания возобновить. Но что делать заводу? Продолжать производство брони или нет? Весь многотысячный заводской коллектив находился в большой тревоге. Под угрозой невыполнения оказался весь производственный план. По заводу поползли слухи о неблагополучии.
Через два дня состоялись новые стрельбы. Снаряды не пробивали ни новых, ни старых броневых плит. Ну вот, теперь все ясно. Броня осталась такой же, как и раньше, а может быть, даже лучше стала, а снаряды сильно изменились к лучшему.
— Если мы не установим, что же произошло со снарядами, — сказал один из работников полигона, — так и знайте, я распишусь в бессилии науки и ударюсь в мистику.
Решили пригласить специалистов и еще раз попытаться разгадать причины такого разительного изменения свойств снарядов. Технолог и военпред снарядного завода подтвердили то, что мы уже слышали ранее.
— У нас на заводе за последние два года ничего не изменилось, — сказал технолог. — Ничего. — Потом он задумался, вспоминал, по-видимому, все операции технологического процесса. — Правда, как-то было одно небольшое затруднение в производстве не снарядов, а бронебойных наконечников. Вдруг стала появляться на них сетка мелких трещин. Я уже не помню кто — кажется, технолог цеха — предложил ввести дополнительную термическую обработку, так называемый низкотемпературный отпуск. Но я не думаю, чтобы она так сказалась на бронепробиваемости снарядов.
Технолог ошибся. Эта промежуточная технологическая операция имела существенное значение. Загадка была разгадана. Все облегченно вздохнули. Измеритель качества — снаряд — был приведен в соответствие с требованиями испытания брони.
Мне и раньше, когда я работал на заводе в Челябинске, приходилось мучительно переживать тревогу, связанную с поисками объяснений возникавших трудностей. Но тогда это было все же много легче. В нашем наркомате мы имели дело с военной техникой, жесткими сроками выполнения установленных планов. Времени для разгадки возникающих в производстве вопросов и поисков путей устранения трудностей было очень мало. Раскрытие тайн производства стоило нам многих дней и ночей и огромного нервного напряжения.
Тевосян был прав. Настоящие трудности мы встретили тогда, когда приступили к изготовлению больших корабельных броневых плит весом до ста тонн.
Практики отливки таких крупных слитков у нас в то время не было. Да и мировой опыт в этой области металлургии был невелик. Слитки такого веса отливали во всем мире всего несколько заводов. Когда на заводе Круппа производилась отливка крупных слитков, в цехе собиралось все заводское начальство — это было большим событием.
К отливке наиболее крупных слитков броневой стали мы начали готовиться на нашем Южном заводе. Вначале нужно было изготовить изложницу. Долго спорили, какие избрать для нее форму и толщину стенки. Но вот первая изложница доставлена в мартеновский цех. Вокруг огромной ямы, в которой она была установлена, собрались руководители завода, общезаводской и цеховой партийных организаций, большинство мастеров и плавильщиков. Каждый хотел увидеть, как будет производиться эта сложнейшая операция.
Подали ковш с жидким металлом из первой мартеновской печи. Еще не закончили его слив в промежуточный ковш, как от второй печи направили второй ковш с жидким металлом. Прервать струю нельзя. Отливка должна продолжаться непрерывно. После того как жидкая сталь из третьего ковша была слита в промежуточный, а из него — в изложницу, все облегченно вздохнули.
— Ну, кажется, все сошло хорошо, — проговорил главный инженер завода.
— Отлить-то отлили. Но что получилось? — заметил директор.
Из цеха никто не уходил. Ждали, когда остынет слиток и можно будет его посмотреть.
Наконец машинисту двухсоттонного крана дана команда подать кран. Через систему хитроумных приспособлений начался подъем слитка из изложницы. А когда слиток опустили на пол цеха, то все увидели грязную поверхность металла, с большим количеством глубоких трещин и больших раковин. Было ясно, что слиток бракованный.
Начальник цеха и мастер по разливке помрачнели. Кто-то, желая поднять настроение, сказал:
— Первый блин всегда комом.
Секретарь партийной организации вполголоса произнес:
— С такими «блинами» прогоришь.
Тонна броневой стали обходилась заводу в несколько тысяч рублей.
— Что же теперь делать будем? — в растерянности проговорил начальник цеха.
Кто-то предложил немедленно готовиться к отливке второго слитка.
— А что толку, если и второй такой же будет? — сказал старший мастер. — Надо сначала разобраться, почему получился брак.
На совещании, созванном главным инженером завода, царила зловещая тишина. Никто не мог объяснить, почему получился такой отвратительный слиток. Завод уже хорошо владел разливкой довольно крупных слитков, а вот нате же — отлили такого урода, что и смотреть противно.
— Как будто бы все делали правильно, а путного ничего не получилось, — с сокрушением произнес старший мастер по разливке стали.
И вдруг кто-то из мастеров проговорил:
— А ведь в старое время на заводе броневую сталь отливали. Конечно, таких больших слитков не делали, но, может быть, посоветоваться со старыми мастерами?
Из рассказов рабочих завода я уже знал, что каждый мастер, сумевший изготовить доброкачественную броневую плиту, получал премию и особое удостоверение, в котором указывалось, для какого военного корабля и какой номер плиты был мастером изготовлен. Эти удостоверения были для мастеров своеобразным аттестатом. Чем больше мастер имел таких удостоверений, тем выше считалась его квалификация.
Решили порасспросить старых рабочих завода. Один из них заявил, что знает одного такого мастера. Живет он в поселке, недалеко от завода.
На следующий день в кабинет директора, где уже с самого утра шло горячее обсуждение вчерашней неудачи, вошел старичок. Он остановился в нерешительности у двери, держа в руках картуз такого фасона, которые уже давно у нас перестали носить. Во всей фигуре старичка было что-то необычное. Седая, аккуратно подстриженная бородка, очки в металлической оправе с небольшими продолговатыми стеклами, белая косоворотка и черный сюртук старого покроя напомнили мне исчезнувших уже мастеров и десятников давно прошедших лет. Войдя в кабинет директора завода, он, видимо, хотел перекреститься и глазами искал в правом углу икону.
