Но и немцы подключили свою артиллерию. Как только самоходки начали вести огонь, гитлеровцы засекали место, и тут же следовал ответный залп не одного орудия. Тогда нам пришлось после каждого выстрела менять позицию, чтобы избежать ответного удара. Пока шла эта перепалка, подоспела наша артиллерия, которая развернулась за мостиком, и ее огонь здорово нам помог. Перестрелка стала утихать, тем более что нам многое было не ясно. Какие силы нас остановили и где огневые точки? Это нам предстояло уточнить.
Но к утру все прояснилось. Поскольку правый сосед имел успех и продвинулся довольно успешно вперед, немцы, боясь того, что их отрежут, используя темноту, отошли в сторону города Торунь. Настроение наше было наступательное, и после того, как командир пришел к машине с рекогносцировки, мы поняли, что предстоит марш. Все эти дни гитлеровцы отходили, время от времени нанося контратаки, удерживали каждый рубеж до последней возможности, в плен сдавались только в том случае, когда уже не было никакого шанса оказывать сопротивление, и только те, которые уже окончательно разуверились в Гитлере, искали случая сдаться, но таких было мало.
Готовясь к маршу, мы проверяли ходовую часть, подтянули гусеницы, крепления тросов и другого шанцевого инструмента. Вдруг Лукьянов крикнул: «Немцы!» Я как раз крепил на броне лопату и, бросив взгляд в сторону, куда показал Николай, увидел выходящих из кустарника немцев. Их было трое. Они шли прямо в нашу сторону, и не было никакого сомнения в том, что они нас видят. Оружие у нас было внутри самоходки, а на поясе только револьвер. Я инстинктивно схватился за кобуру, чтобы достать револьвер. Николай так и остался стоять с ключом в руках. Только Иван Староверов, который был в машине, направил автомат в сторону идущих к нам гитлеровцев.
Не дойдя метров тридцать до нас, они подняли руки и пошли чуть медленнее к машине. Я подумал: может, это хитрость, чтобы усыпить нашу бдительность, подойти как можно ближе, а потом – за автоматы, которые у них были на шее. Командир, который тоже был с Иваном в машине, скомандовал им: «Хальт!» Они остановились и, не дожидаясь другой команды, с поднятыми руками повернулись к нам спиной. Стало ясно, что они пришли с намерением сдаться в плен. Иван с командиром выскочили из машины, и мы втроем подошли к ним. Разоружив их, подвели к машине, а Николай по приказанию командира помчался к машине командира батареи.
Вскоре появились два разведчика из взвода разведки, и мы передали пленных с рук на руки. Когда немцев увели, Серафим Яковлевич сказал: «Да, видимо, дела у немцев совсем пошли плохо, если ищут способ сдаться в плен». Уже на марше я, сидя на своем сиденье, припоминал: сколько же было таких случаев, чтобы вот так немцы сдавались? Да, таких случаев было мало, и, видимо, действительно воинский дух в рядах фашистского «воинства» стал падать с каждым днем все сильнее. Впереди у нас была Висла, а за ней прямая дорога в логово фашизма.
Наступая тогда, в январе, мы еще не знали, что нам предстояли бои в другом направлении. Кто мог тогда предположить, что после Хойнице мы повернем направление наших ударов на север, чтобы отрезать Восточную Пруссию и овладеть городом Данциг. Все это нам предстояло впереди, а пока мы были на подступах к городу Торунь. Отходившие немецкие части оставляли сильные заслоны, и нам приходилось тратить немало времени, чтобы их сбить. Вот и этот заслон, который задержал нас почти на всю ночь, принес нам, конечно, огорчения. Правый наш сосед продвинулся вперед, а нам приходится теперь наращивать темп продвижения. А ведь это не просто – впереди нас немцы оставляли заслоны. Конечно, некоторые заслоны мы обходили, оставляли у себя в тылу в надежде на то, что немцы не захотят оставаться, и мы в своих расчетах, как правило, не ошибались. Немцы бросали свои позиции и выходили к своим, но были случаи, когда отдельные группы оставались на наших тыловых дорогах и их уничтожали части второго эшелона. Так оказался в нашем тылу город Торунь. Окруженные гитлеровские войска доставили немало хлопот нашей 70-й армии.
Чувствовалось дыхание весны. В этих краях она приходит раньше, чем на нашей владимирской земле. Сплошного снежного покрова уже не было, но кое-где еще были белые пятна, особенно в кустарниках, рощах и в низких местах, укрытых от солнечных лучей. На солнце снег таял, и тонкие ручейки талой воды бежали из-под снега на черную и вязкую землю. Там, где почва была песчаной, это было не так опасно, но где преобладал глинозем, колонные пути становились труднопроходимыми. Проезжая часть дороги была спасением для наступавших войск.
Пехота старалась держаться дорог и поближе к машинам. Нам, как правило, предписывалось проезжую часть не занимать, а двигаться обочинами. Меся весеннюю талую землю, превращая отдельные места в непроходимую кашу, гусеничная техника прокладывала себе путь вперед. Колесные машины держались в основном на твердом полотне дороги. Свернешь в сторону – и толкай сколько духу хватит. Артиллеристам доставалось толкать свои пушки по грязи частенько, ведь они выбирают себе огневые позиции не на полотне дороги, а, как правило, в стороне. Чтобы сменить позиции, приходилось вначале хватить лиха по пахоте или по низине какого-нибудь луга. Частенько приходилось помогать им выбираться на твердую дорогу.
Солнечные лучи пригревали, и солдаты с великой радостью подставляли свои и без того черные лица, чтобы поймать первый весенний загар. Правда, в нашей походной жизни мы привыкли и к солнцу, и к ветру, так что вряд ли можно было отличить следы загара от нашей пыли и грязи, которых приходилось глотать вдосталь. Порой бывало так, что и не выберешь свободного времени, чтобы умыться, и как глянешь на ребят со стороны – только и увидишь блестящие глаза да белые зубы. Но когда отмывалась пороховая гарь, то на лицах моих друзей все равно заметен был цвет обветренного лица, не знавшего той домашней ухоженности и постоянного туалета, которая присуща теперь современной молодежи.
И все же весна нас радовала. И в промежутках между боями можно было увидеть мирно копошившихся в соломе воробьев. Уже появились скворцы, которые прилетели, не обращая внимания ни на что. Что им наша война, у них своя жизнь, и ничто не может помешать им устраивать свои дела. Мартовские дни стали длиннее, и светлого времени у нас стало больше, а значит, мы могли больше успеть сделать за день.
Вместо утренних заморозков погода преподносила свои сюрпризы в виде моросящего дождя, а то и тумана. Бои велись вдоль дорог, а дороги гитлеровцами прикрывались всеми видами огня, минировались, устраивались завалы. Чтобы продвинуться вперед, требовались немалые усилия. Каждый фольварк, каждый перекресток дорог приходилось брать с боем, а уж небольшие городки тем паче укреплялись и превращались в опорные пункты.
