«Сумасшедший дом, сумасшедший дом!» — Костлявая фигура с отсутствующим взглядом голубых глаз промелькнула перед глазами. Его дед!.. А может быть, это он сам? Он испуганно огляделся. Нет, все на своих местах, он пока что все видит и понимает. «Это» еще не началось. Кажется так, кажется… А может быть, именно из-за «этого» он не такой, как все? Ведь никто вокруг не чувствует так остро малейший укол, никто не может и радоваться так от каждого пустяка: мелькнувшего солнечного зайчика или капли росы на листе. Никто не сидит целыми часами, ничего не видя и не слыша, погруженный в свои фантазии… Нормальные люди так не ведут себя!
Он вскочил и, рывком выдвинув ящик стола, стал рыться там. Необходимо сейчас же найти одно письмо Коллина и перечитать его. Оно всегда на него хорошо действовало. Как это там? «В трудные минуты говорите себе в утешение, что вы знаете многих хороших людей, которые вас любят». Но это письмо куда-то затерялось, как назло, подворачиваются совсем другие…
«Выбросьте из головы вашу мечту стать знаменитым…» Не надо этого сейчас, дальше. «Вы думаете, дорогой Андерсен, что вы рождены стать великим поэтом. Нет, вы им не будете, не надо вам в это верить…» И потом о его неудачном стихотворении, где гекзаметры хромают на обе ноги… Нет, нет, не это, дальше! «У вас прекрасная душа, никакая мать не могла бы пожелать лучшей для своего сына…» Да, вот это уже лучше! Спасибо, фру Вульф! «Имейте мужество и терпение, сын мой!.. Не делайте из блохи слона…» Это полковник Гульдберг. И снова почерк фру Вульф: «Дорогой Андерсен, очнитесь от своей мечты завоевать бессмертие, — я уверена, что вы добьетесь здесь только одного: сделаете себя смешным…» Ну вот, опять! Дальше, дальше… А, наконец-то! Хоть это и не то, которое он искал…
«Будьте хладнокровны и благоразумны, Андерсен, берите вещи так, как они есть, а не так, как они вам представляются! Огорчения, неприятности — без них не обойдешься в жизни, и нельзя из-за этого бросать начатое дело… не теряйте голову… Преданный вам Коллин». Ханс Кристиан ясно представил себе серьезное лицо, легкие седые волосы, крупноватый нос над сжатыми губами, проницательные глаза. Ах, если б услышать сейчас его спокойный голос хоть на минуточку! Но Коллин далеко, он сидит на каком-нибудь важном заседании и думать забыл про своего неудачливого питомца. А потом придет время университетских экзаменов, и исполнится пророчество Мейслинга: Ханс Кристиан Андерсен с позором провалится! Тогда и Коллин и все-все отвернутся от него. Тут и останется или сойти с ума, или… Ханс Кристиан взял тетрадку, на которой было тщательно выведено: «Стихотворения. X. К. Андерсен», — и приписал около фамилии: «Умер в 1828 году».
Едва он кончил, как дверь с шумом распахнулась, заставив его сильно вздрогнуть. Это явилась фру Мейслинг. Она не помешала? Ей нужно было масло из бочонка в углу, ведь вчерашние остатки служанка уже своровала. Но что такое случилось, почему их милый жилец так страшно бледен?
— Вам опять попало от Мейслинга, да? Но, голубчик, зачем вы так близко принимаете это к сердцу? Ведь вы уже взрослый мужчина, вам целых двадцать два года! Что вам вечно думать о латыни, поухаживайте лучше за дамами, вот и грусть всю как рукой снимет!
— Ах, фру Мейслинг, до того ли мне, — слабо возразил Ханс Кристиан, занятый своими мыслями. — Да и какие могут быть дамы! Вы же знаете, что господин ректор запирает меня в доме после уроков…
Но фру Мейслинг это вовсе не казалось непреодолимым препятствием: ведь за ней-то «милый Андерсен» вполне может поухаживать! Она тоже скучает взаперти, пусть он будет ее рыцарем — как в романах Вальтера Скотта!
Ханс Кристиан ошеломленно тер лоб: да, вот только этого ему недоставало! Господи, и как у нее только язык поворачивается…
— Но, фру Мейслинг, что из меня за рыцарь… — он прикусил язык, чтоб не сказать «и что из вас за дама!»
— Бедняжка, вы страдаете оттого, что некрасивы? — фру Мейслинг участливо склонилась к нему, обдав его запахом пунша и кухонного чада.
Из затруднительного положения Ханса Кристиана вывел внезапно появившийся Мейслинг.
— Куда ты запропастилась? Не слышишь, что ли, как я тебя зову? — обрушился он на жену.
— Ах, Симон, бедному Андерсену стало плохо, он чуть не упал в обморок! — затараторила находчивая фру. — Если б я не успела его подхватить, он бы уже лежал на полу.
— Чепуха! — буркнул Мейслинг. — Оставь его. Отлежится — и все пройдет. Нежности какие: «в обморок»!
И он удалился, сопровождаемый своей романтической супругой.
Утомленный обилием переживаний, Ханс Кристиан прилег на постель. Знакомая слабость волной проходила по телу. Вот он, сумасшедший-то дом, далеко его и искать не надо! Господи, когда же все это кончится!
Зимой к ректору часто заходил молодой преподаватель Берлин — он, как и Мейслинг, увлекался исследованием древних языков. Берлин с большой симпатией относился к Хансу Кристиану, и ему скоро бросилось в глаза, как невыносимо положение юноши. Будучи человеком энергичным и сообразительным, Берлин понял, что разговаривать на эту тему с Мейслингом нет никакого смысла, а медлить нечего: каждый день расшатывает здоровье и нервы Ханса Кристиана. На весенних каникулах он вместе с Хансом Кристианом отправился в Копенгаген, чтобы посоветовать Коллину поскорее взять своего питомца от Мейслинга и поручить занятия с ним молодому ученому Мюллеру, который сумеет подготовить его в университет не хуже, чем Мейслинг.
После часового разговора с Берлином Коллин сказал Хансу Кристиану, чтоб он немедленно ехал в Хельсингер за своими вещами и возвращался в Копенгаген.
Наконец-то пришло освобождение!
Синим сверкающим апрельским утром пыхтящий пароходик (новинка последних лет) высадил в Хельсингере своих пассажиров. Два высоких молодых человека остановились на берегу, взглянули друг на друга и рассмеялись.
— На твердой земле-то получше, да, Андерсен? — спросил у своего спутника профессор Берлин.
— Ох, еще бы! Меня прямо всего наизнанку вывернуло! — с комической гримасой пожаловался Ханс Кристиан. Но тут же его мысли приняли более возвышенное направление.
— Ах, какое чудное утро! — вскричал он, оглядываясь вокруг. — Море, и корабли, и старая крепость Кронборг, колыбель и могила бессмертного Гамлета… Нет, мир непередаваемо чудесен, верно ведь, господин Берлин?
— Помнится, неделю назад вы не были в этом так уверены! — И молодой профессор с ласковой насмешкой покосился на своего ученика.
— Ну да, ну да, конечно, но что об этом вспоминать сейчас! — замахал руками сияющий Ханс Кристиан. — Я чувствую себя так, будто меня в живой воде выкупали… И все благодаря вам, дорогой, милый господин Берлин! Вы… вы просто меня спасли, вот как в сказках спасают от дракона. Я вам по гроб буду обязан!
