Сюзанн Варга - Лопе де Вега

Юная супруга не признала себя побежденной, и если верить тому, о чем повествует прекрасный романс, опубликованный в 1604 году, Изабелла, преисполненная решимости еще раз увидеть супруга, прежде чем он ступит на палубу корабля, отправилась в Лиссабон и нашла там Лопе. Предположение это маловероятно, даже если соответствует театральности и поэтичности жизни самого Лопе. Какой же превосходной героиней драматического произведения предстает эта молодая женщина, обреченная на вечные блуждания по свету в поисках своего неуловимого возлюбленного! Эта героиня, дойдя до конечной точки своего пути, с высокой башни созерцает своего «беглого мужа», уже находящегося на борту галеона, приготовившегося сняться с якоря! И вот, дав волю чувствам, она предается своему горю. С глазами, полными слез, с сердцем, переполненным яростной злобой, оплакивая свою судьбу и проклиная неблагодарного возлюбленного, хрупкая Изабелла, все более и более погружаясь в пучину отчаяния, постепенно превращалась в дикую Медею:

Действительно ли с башни замка Сан-Хорхе раздавались прощальные слова, чтобы в морских волнах рождалось эхо и чтобы ветер, раздувая паруса кораблей, все же донес их до слуха того, кому они предназначались? Идет ли речь об искаженном изображении реальных событий, к чему нас уже приучила дерзновенная литературная смелость Лопе, или это всего лишь поэтический вымысел, порожденный смутной ностальгией, носящей на себе отпечаток воспоминаний о произведениях Овидия, в результате чего Изабелла как бы уподобилась одной из покинутых женщин, героинь «Посланий в стихах»? Предстает ли перед нами некая копия, как бы компенсирующая отвергнутую реальную женщину, имя которой Лопе хочет заменить, прибегнув к анаграмме «Белиса», нежную, но в то же время и чрезвычайно настойчивую (до навязчивости) Изабеллу, чье, так сказать, «телесное присутствие» не так уж и необходимо, чтобы появиться в виде поэтического образа? Действительно, реальность сильно отличается от поэзии, и мы имеем совершенно иную версию прощания будущего воина с любовью и мирной жизнью. Мы почерпнули эту версию временного расставания из документа, написанного собственноручно Лопе де Вега двадцатью годами позже описываемых событий, и относится он к переписке Лопе с герцогом Сессой. Он вспоминает о некоем эпизоде, имевшем место в его жизни и достойном сюжета плутовского романа, и суть его сводится к тому, что герой рассказа, конечно же — наш поэт, случайно встретился в Лиссабоне с очаровательной, дерзкой, веселой куртизанкой. «Когда я прибыл в Лиссабон, — пишет он, — еще совсем юный, чтобы поступить на военную службу, дабы принять участие в той знаменитой экспедиции против Англии, я повстречал одну очень живую, беззастенчивую куртизанку, увлекшуюся мной. Она пригласила меня к себе, и я воспользовался представившейся мне оказией самым неблагородным образом. Когда же я захотел вручить ей в качестве платы несколько монет, привезенных из Мадрида, она отвергла их, оттолкнув и сказав полушутя-полусерьезно: „Когда я получаю удовольствие, я денег не беру“».

К сколь странному сравнению приглашает нас Лопе, заставляя сопоставить эту любопытную жанровую сценку с бурным, преисполненным лиризма и трагичности выражением благородного отчаяния влюбленной женщины. Итак, перед нами два способа постижения и восприятия любви и два способа прощания с ней, сосуществующие и никак друг друга не исключающие.

Наш порывистый, импульсивный Лопе весь был во власти охватившей его патриотической лихорадки, точно так же, как в ее власти находились и тысячи других молодых людей, готовых к отплытию. Но у Лопе национальная гордость порой будет достигать крайней степени экзальтации, так что станет уже походить на приступы необузданной гордыни.

Кипя от нетерпения, Лопе созерцал пышное, торжественное, услаждающее взор зрелище, которое открывалось перед его очами: сто тридцать кораблей, чьи паруса и мачты четко вырисовывались на фоне неба. Он всматривался вдаль и, напрягая зрение, рассматривал корабли, отмечая про себя, что на большинстве установлены большие пушки, что более мелкие суда оснащены маленькими пушками, пищалями и кулевринами, способными изрыгать огонь словно многоголовый дракон. Чуть далее виднелись изящные большие галеры, способные ходить как под парусами, так и на веслах, они обладали более вместительными трюмами, чем обычные галеры, так что могли брать на борт большое число людей и пушек. Эти большие галеры в битве при Лепанто во многом поспособствовали тому, что христиане одержали в ней победу. Вот такова была сила, направлявшаяся к берегам Англии.

Лопе осведомился, близок ли час отплытия, и узнал, что почти все тридцать тысяч рекрутов-пехотинцев и моряков уже на месте, так что час отправления не только близок, но и неизбежен.

Каково же было его удивление, когда среди последних прибывших в Лиссабон он увидел своего друга Луиса де Варгаса в сопровождении восьми верных слуг, затем Феликса Ариаса Хирона и столь дорогого его сердцу Клаудио Конде, а также своего младшего брата Хуана. В отличие от Лопе, поступившего на службу простым солдатом-пехотинцем, Хуан, оказывается, имел честь именоваться младшим лейтенантом. Они обнялись, поздравили друг друга, пришли в еще больший восторг и волнение, а затем приняли решение отплыть вместе, на одном корабле. И это им удалось: они оба оказались на борту галеона «Сан-Хуан», капитаном которого был отважный Мартинес де Рекальдо, великий мореплаватель, второй человек испанского флота того времени. «Сан-Хуан» шел следом за «Сан-Мартином», флагманом эскадры, где находился герцог Медина Сидония, на которого было возложено командование всем военным походом эскадры, нареченной «Непобедимой армадой». Корабли снялись с якоря 29 мая и взяли курс к берегам Англии. Чтобы понять, почему именно в тот момент была организована эта экспедиция, вызвавшая в испанском обществе всплеск патриотизма, оказавшегося болезнью весьма заразной, необходимо представить историческую обстановку той эпохи.