Положение Русских войск в Альторфе действительно стоило этого названия и представлялось тем более ужасным, что Суворов не был к нему подготовлен; отчаянные обстоятельства не складывались постепенно, а обрушились внезапно. Выполнить точным образом диспозицию было нельзя, потому что в Альторф войска прибыли сутками позже, а Швиц оказался недосягаемым. В продовольствии чувствовалась крайняя нужда; почти все, что несли на себе люди, было съедено; во вьюках оставалось немного, да они же сильно отстали, растянувшись на пути до Госпиталя, если не до Айроло, и часть их погибла вместе с вьючным скотом в пропастях, а остальное мог захватить неприятель. О Линкене не было ни известий, ни слуху, и вдобавок где-то зародилась и стала ходить смутная молва об упорном бое, будто бы происходившем накануне на Линте. Будущее подернулось зловещей дымкой; вопросы, один другого беспокойнее, назойливо требовали немедленного решения. А откуда было явиться этому решению, когда все данные были отрицательные и ни одного положительного, когда смущенному уму не на чем было опереться в своих выводах, и в надвинувшейся грозовой туче не проглядывало ни одного просвета? Оно могло быть подсказано только волей, и точно, в своей не преклоняющейся ни перед чем воле Суворов нашел быстрое решение. Он положил - не отступать от плана, который был для него, Суворова, обязателен уже потому, что служил основанием для операций Линкена, Иелачича, Готце, Корсакова, а согласно с этим - двинуться не теряя времени к Швицу.
Что касается до выбора дороги, то из двух тропинок, проходящих чрез Росштокский хребет, для Суворова предпочтительною должна была представиться та, которая ведет к дер. Муттен прямее; ее он действительно и выбрал. Тропа эта, по словам экспертов, оказывалась по степени проходимости худшею из двух; да и вообще все сведения, у пастухов и охотников собранные, были не радостны и тревожны. Конечно ни одна армия никогда не двигалась по такому пути, говорят многие из писателей, повествовавших об этом необычайном походе. Но трудность заключалась не в одной дороге; люди были измучены 7-дневным непривычным походом, обувь их разорвана, провиант израсходован; вьючный скот, особенно казачьи лошади, значительною долею обезножены или по совершенной негодности брошены; сам Суворов, голова и душа небольшой армии, болен, слаб физическими силами, истерзан нравственно огорчениями и оскорблениями, измучен кознями, завистью и подвохами. Он однако не изменил ни себе, ни своему доверию к войскам, возлагая на них новое испытание, даже меру которого нельзя было вперед определить. Высказанный им несколько лет назад афоризм - "где прошел олень, там пройдет и солдат", должен был осуществиться.
Нечего и говорить, что такая решимость Суворова, не укладывающаяся под мерку обыденного, ходячего благоразумия, многими не одобряется. Не останавливаемся на обвинениях его в варварстве, беспощадном погублении тысяч жизней и иных подобных укорах, высказываемых некоторыми из его хулителей, которые задались мыслью - не находить в нем ничего хорошего. Уж одни эти крепкие слова и сильные выражения обнаруживают тенденцию и указывают на слабость критики, которая действительно не стоит того, чтобы на ней долго останавливаться. Но и между ценителями более или менее беспристрастными, приходится встречать охуждение Суворова за принятое им решение и за его плачевные последствия, причем эти последствия в сущности и составляют критерий 11. Говорят, что ему надлежало дать под Альторфом отдых войскам, дабы привести их в нормальное по возможности состояние; тогда он узнал бы о разбитии Корсакова на Лимате, и ему предстоял бы только один полезный путь - чрез Шахенталь в долину верхней Линты; следовательно, было бы обойдено множество трудов и опасностей и понесено гораздо меньше потерь. Такое замечание не состоятельно, потому что основано на разбитии Французами Корсакова и Готце, т.е. на данных, которые получились позже, в Муттентале. А в Альторфе решение о выборе пути зависело от соображения - следует или нет держаться общего плана действий, принятого перед выступлением в поход? Если Суворов держался этого плана до Альторфа, то почему же он мог не держаться его выходя из Альторфа? Ведь о случившемся несчастии носился только один смутный слух, в роде тех, что беспрестанно зарождались во время Итальянской кампании, и Суворов имел непререкаемое основание рассчитывать, что спасение его маленькой армии зависело от точнейшего исполнения плана, а не от неисполнения его. Что бы стали говорить те же самые критики, если бы Суворов, поддавшись альторфским впечатлениям, изменил свой путь, и погром Корсакова и Готце оказался бы следствием, а не причиною этого изменения? Если правда, что победителя не судят и что военный успех покрывает все, то из этого вовсе не следует, что неудаче или даже бедствию нет ни оправдания, ни извинения. Избрав горную тропу на Муттен, Суворов поступил совершенно правильно, а если он остановился на этом решении, несмотря на трудности практического исполнения, то нельзя же ставить полководцу в вину, что он прибегает в крайних случаях к средствам крайним, на которые у другого не хватило бы духу.
Все объяснение настоящего обстоятельства к этому в сущности и сводится. Ровно ничего произвольного не будет в утверждении, что на месте Суворова, из сотни генералов, едва ли один поступил бы так, как он. Естественнейшим выходом из критического положения прежде всего представилось бы отступление прежним путем на Сен-Готар, а так как подобная ретирада была неисполнима, по нахождению неприятеля на фланге и в тылу, то был бы предпочтен путь чрез Шахенталь или, еще вернее, Мадеранталь. Росштокский перевал не остановил бы на себе чье-либо внимание; для этого следовало быть Суворовым. И если избравшие путем своего следования Шахенскую или Мадеранскую долины, сохранили бы гораздо лучше свои войска и не испили бы чаши бедствий, которая досталась на долю Суворова и его многострадальной армии, то сделались ли бы они от этого больше, а он меньше? Могут назвать этот вопрос праздным, но в таком случае не с большим ли основанием заслуживает названия праздной та критика, из которой вопрос сам собой возникает?
Глава XXХIV. Швейцарская кампания; Мутенталь, Клентель, Рингенкопф; 1799.
Трудное движение чрез Росштокский хребет. — Действия ариергарда и авангарда. — Дурные вести; разгром Римского-Корсакова и Готце; боязливые действия Линкена и Елачича; Суворов оставлен на произвол судьбы. — Его отчаянное положение; военный совет; расстройство Суворова. — Наступление к Кленталю; неудачная атака Французов; их отступление и оборона при Нетстале и Нефельсе. — Розенберг в Мутентале; рекогносцировка Массены; упорное дело на другой день; Паническое бегство Французов. — Движение Розенберга на соединение с Суворовым — Ужасное состояние русских войск; раздражение против Австрийцев; новое решение Суворова; военный совет. — Возводимые на русские войска несправедливые обвинения. — Выступление из Глариса; действия ариергарда. — Бедственный переход чрез Рингенкопф. — Суворов — генералиссимус. — Опровержение делаемых ему упреков; местные легенды; особенное значение Швейцарской кампании.