Природа на картинах Рериха всегда выглядит особенной, полной духовных сил и тайн.
Многие биографы Рериха и искусствоведы отмечают, что пейзажи Рериха – не просто пейзажи; они полны философского символизма и особого духовного настроя, который передается и зрителю. Даже извечный оппонент Рериха, Александр Бенуа, уловил суть этого настроя и написал в одной из своих статей: «Кому знакомо молитвенное отношение к суровым скалам, к душистому ковылю, к дреме и говору леса, к упрямому набегу волн и к таинственному походу солнца, те поймут то, что я считаю истинной сферой Рериха. Из седой древности доносятся до нас какие-то забытые, полупонятные заветы и о том же твердит все то, что еще не отравлено современной пошлостью, все, что не запятнано в природе».[224]
Приблизительно в эти же годы в творчестве художника вновь (после «Сокровища ангелов») зазвучала тема Светлого города, или Небесного Града, которую он будет развивать и в дальнейшем.
В 1912 году Рерих написал картину «Пречистый град – врагам озлобление» (см. Приложение, № 22). О сюжете этой картины, над которой Рерих работал уже в 1911 году, находясь за границей, Николай Константинович сообщал Елене Ивановне: «Белый город со святыми внутри окружен пламенем, и демоны кидают камни в него». В 1912 году мастер создал два варианта этой картины.
В отличие от обреченных и поверженных в прах земных городов, вечно существует и противостоит демоническим полчищам в огне духовных битв Небесный город Светлого воинства святых…
Как уже говорилось, тема Пречистого Града, или Светлого города, перекликается с интересовавшим Рериха легендарным образом скрывшейся от мира чудесной страны праведников. Этот образ-идея присутствует в фольклоре многих народов; алтайские староверы называют эту страну Беловодьем, а буддисты Востока – Шамбалой. Фактически, Светлый город является символом, воплощением этой страны. Художника привлекали распространенные по всему миру легенды о захороненных городах или народах, ушедших под землю, – в этих преданиях он видел преломление идеи существования чудесной страны, скрывшейся от мира.
В 1913 году Рерих создает первый вариант картины «Чудь подземная» (см. Приложение, № 58). Существует второй вариант названия этой картины – «Чудь под землю ушла».[225] Чудь – одно из названий заповедной земли, подобной легендарному граду Китежу. С тематикой «Чуди», равно как и с темой войны, перекликался и сюжет не сохранившегося до наших дней огромного декоративного панно Рериха «Сеча при Керженце» (1913), написанного художником для оформления Казанского вокзала в Москве. К сожалению, эта интересная работа не дошла до наших дней, сохранился лишь небольшой эскиз к ней. В основу панно был положен эскиз декоративного занавеса (см. Приложение, № 30), выполненного художником в 1911 году для оперы Н. А. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии», поставленной труппой С. Дягилева в Париже в 1911 году в театре «Шатле».
Сам художник писал о легенде, положенной в основу этой работы: «Среди историй о подземных городах рассказ о Керженце под Нижним Новгородом обладает особой красотой. <…> Русская легенда о Керженце относится ко времени монголо-татарского ига. Она рассказывает, что, когда приблизились победоносные татаро-монгольские орды, древнерусский город Керженец не смог защитить себя. Тогда весь святой народ этого города пришел в храм и молился о спасении. И свершилось чудо: перед самыми глазами безжалостных завоевателей город торжественно опустился в озеро, которое впоследствии стало считаться священным. Хотя легенда говорит о времени татарского ига, вы можете понять, что основа легенды намного более древняя, и вы можете найти следы типичных переселений. Эта легенда имеет не только много вариантов, но и вдохновляет многих современных композиторов и художников. Каждый может вспомнить прекрасную оперу Римского-Корсакова «Город Китеж».[226]
По другой легенде, войско орды было встречено на подступах к Китежу русским воинством; в неравной битве все русские воины до единого полегли на поле брани, но Китеж все равно не достался врагу – он опустился на дно озера, которое после этого стало считаться священным…
О картине «Сеча при Керженце» Ф. И. Сыркина пишет: «Тема героического сражения русского воинства с татарскими ордами передана композитором в форме симфонической картины, полной эпической силы, былинности, национального звучания. Рерих исходил из музыкальной драматургии, когда, стремясь найти ее пластическое подобие, обратился к прообразам древнерусской живописи и воссоздал не самую битву, а дал ее «иконописное» истолкование. Отсюда характерная стилизованная композиция, плоскостная трактовка фигур воинов, коней, оружия, знамен и хоругвей, зелено-киноварно-охристый колорит, звонкий и напряженный, нарядная орнаментика золотых узорчатых трав и цветов по нижнему краю занавеса, полыхающие киноварью небо и озеро среди зеленых пятен гор и лугов, четкая прочерченность контуров. Это яркое и наивное полотно-примитив, своеобразно излагающее грозные события, словно бы все соткано из драгоценных нитей – так оно целостно и едино по своей фактуре. На премьере в Париже занавес по требованию парижской публики показывался двенадцать раз. Закономерно, что сугубо декоративный эскиз театрального занавеса был впоследствии использован Рерихом для проектов росписей Казанского вокзала в Москве».[227]
Одновременно с «Сечей при Керженце» в 1913 или 1914 году художник написал другое огромное по размерам панно – «Покорение Казани». Оно тоже, как и «Сеча при Керженце», предназначалось для интерьера Казанского вокзала в Москве и тоже не сохранилось. Эту интереснейшую работу уничтожили по распоряжению невежды-чиновника, временно назначенного на должность руководителя Академии художеств, куда картина была отдана на хранение во время событий Октябрьской революции. Сохранился лишь эскиз «Взятие Казани», выполненный мастером для этого панно (см. Приложение, № 77). Невозможно не отметить красоту ярких и смелых цветовых решений эскиза, тщательно выписанные контуры изображения, придающие выраженному символизму композиции особую монументальность.
С особой силой в творчестве Рериха в этот период проявилась идея связи небесного мира с земным, отражения небесных битв на земном плане.
На картине «Небесный бой» (1909, второй вариант – 1912), которая оказалась созвучной полотну «Бой», в небе над притихшим городком происходит настоящее облачное сражение (см. Приложение, № 59). Кто знает, какие битвы происходят в высших мирах, далеких от мира людей? И не отразятся ли небесные сражения на жизни обитателей маленьких городков?..
Пройдет еще много лет, прежде чем Рерихи познакомятся с учением Агни-Йоги, одним из главных положений которого является идея тесной взаимосвязи между земным и высшим планами бытия. Но тем не менее многие идеи этого учения воплотились в творчестве Рериха уже в те годы.
Еще одна идея, которую мы постоянно в той или иной форме встречаем во многих картинах Рериха, – это идея духовных поисков. Эту идею олицетворяют на картинах Рериха как женские, так и мужские персонажи.
В 1909–1910 годах мастер создает пленительный образ северянки, мечтающей о дальних странах: это не сохранившаяся до наших дней картина «Ункрада» (см. Приложение, № 21) 1909 года и написанные в 1910 году картины «За морями – земли великие» (см. Приложение, № 70) и «Дочь викинга» (см. Приложение, № 31).
Искусствоведы не перестают восхищаться по-научному точной передачей живописцем деталей костюма древней северянки. Это и не удивительно, ведь картину писал не просто художник, но художник-ученый – историк и археолог. Очень хорошо пишет об этой стороне живописи Рериха Е. И. Полякова (заранее просим прощения у читателя за длинную цитату из ее книги): «Это вообще принцип живописи Рериха. Ладьи «Заморских гостей» – те самые ладьи-дракары, что выставлены норвежцами в музее, рядом с плотом «Кон-Тики». «Каменный век» точен, как музейный макет. Девушка с картины «За морями – земли великие» одета так, что костюм ее можно выставить в этнографической витрине как образец одежды северного племени.
Вышивка белой рубахи, узор пояса, ожерелья, перстни, кожаная обувь, подвешенные к поясу нож, гребешок, сумочка – все изображено с педантической, можно сказать, с фотографической точностью, все кажется зарисованным с натуры, да и зарисовано с натуры – с археологических находок.
«За морями – земли великие». 1910. Фрагмент (детали костюма)
Но кто воспринимает картину «За морями – земли великие» как этнографический эскиз? Кто увидит в «Небесном бое» музейную реставрацию древней жизни? <…> Ни один ученый не найдет ошибки в форме хижин, городищ, челнов, луков, колчанов, орнаментов одежды, если их пишет Рерих, – все это этнографически верно, все определено огромным опытом археолога, открывателя бесспорных следов материальной культуры.
