А через несколько дней отряд Бучнева вновь оказался на контролируемой полком территории. Надо было действовать.
Разведка донесла, что отряд расположился на отдых в деревне Марыни, километрах в пятнадцати от нас. Я приказал уполномоченному особого отдела Алексею Ивановичу Пушкину съездить к Бучневу и предложить ему явиться в штаб полка. Вскоре Бучнев вместе со своим комиссаром был у меня, а отряд его расположился на улице перед штабной избой, ничего толком не зная, но явно подозревая неладное. Бучнев тоже был встревожен, но старался держаться спокойно.
Готовясь к этой встрече, я больше всего опасался прямого вооруженного столкновения — кто знает, за какие грехи подлежал Бучнев аресту, не исключено ведь, что ему и терять-то нечего! Конечно, противостоять целому полку этот отряд, несмотря на сильное свое вооружение, не сможет, но будут жертвы. Надо постараться решить поставленную задачу, не применяя оружия. И я принял все меры предосторожности.
Разговаривать с Бучневым и его комиссаром я решил с глазу на глаз. Еще до их прихода специально снял с себя все оружие и положил его, как бы невзначай, на виду и подальше от стола, за которым сидел. Правда, приказал Цветкову стоять за дверью с автоматом, а в случае осложнений стрелять по ногам. И вот теперь мы были втроем в комнате. А отряд Бучнева гудел под окнами.
Я сидел за столом, Бучнев же и комиссар стояли шагах в пяти от меня, поскольку сесть я им не предложил. Спокойно, как о чем-то будничном и незначительном, я сказал:
— Мною получен приказ штаба бригады о вашем аресте, — и увидел, как напрягся Бучнев и как рука его легла на автомат.
Повернув голову к окну, я медленно встал, несколько секунд смотрел на улицу, выдерживая паузу, и только после этого перевел взгляд на стоявших передо мной людей. Мне хотелось, чтобы они обратили внимание на то, что я безоружен. Судя по всему, это произошло, — я поймал взгляд Бучнева, брошенный им на мой автомат, стоявший в дальнем углу и на лежавшую рядом с ним на скамье портупею с торчавшей из кобуры рукояткой пистолета. Бучнев несколько успокоился. Я продолжал:
— Ваш отряд приказано разоружить. Вы как человек военный понимаете, конечно, что этот приказ будет выполнен. Предлагаю вам первыми сдать оружие.
В избе повисла тишина, нарушаемая только ходиками на стене, которые мотали маятником с характерными щелчками. Бучнев вдруг взорвался.
— А за что? — почти выкрикнул он. — За что вас арестовывать? Вы-то знаете? Да мы просто…
— Не знаю, — перебил я его. — В приказе об этом ни слова. Только что с того? Кричать все равно не надо. Тут в разговор вступил комиссар.
— Это ошибка какая-то, товарищ командир, — пробасил он. — Мы ведь прямо из боя. Наподдали фрицам — будь здоров! Может, не о нас речь?
Он говорил достаточно убежденно, и все-таки я чувствовал, что оба стоявших передо мной человека знают за собой какую-то вину, вот только какую — этого я не мог даже предположить. Я ответил:
— Ошибки быть не может. Сказано: отряд Бучнева.
Снова возникла пауза. Мне показалось, что тянется она слишком долго, но «давить» я пока не хотел. Давал Бучневу время на размышления. Видно было, что он не схватится уже за автомат. Но и подчиниться он явно не хотел, что-то в уме прикидывал, хотя и не мог прийти к окончательному решению.
— А если я не подчинюсь? Кто кого арестовал — непонятно, — он кивнул в окно. — Это ведь мои люди! Я пожал плечами:
— Неужели вы думаете, Бучнев, что я такой простачок? Это вы могли помните? — улечься спать, не выставив охранения. Я такого себе не позволяю…
Бучнев смутился: в первую нашу встречу я не заикался о его беспечности, а вот теперь, совершенно неожиданно, ему вроде бы дают урок, причем как раз тогда, когда он встал в независимую позу. Я воспользовался его замешательством и продолжал:
— А потом подумайте: разве вы в силах управиться с целым полком? Несерьезно все это…
И тут мирное течение нашей беседы неожиданно нарушилось. В избу, оттолкнув плечом не успевшего среагировать Цветкова, ворвался здоровенный детина с ручным пулеметом наперевес и гаркнул с порога:
— А ну, что здесь такое?
Это был один из бойцов отряда Бучнева. Атмосфера накалилась. Я почувствовал, что вот сейчас, если не этот парень, так Вася откроет огонь, и тогда пиши пропало. Не повышая голоса, медленно, но очень твердо и раздраженно я сказал Бучневу:
— Товарищ командир, прикажите своему бойцу выйти, и немедленно. И накажите его потом за нарушение устава, да построже. Что это за сержант у вас, который не знает, как надо обращаться к командиру полка? Выполняйте!
— Ну… иди, — буркнул парню Бучнев. — Иди!
И тот, скисший от такого оборота дела, вышел.
— А теперь оружие на стол! — я уже откровенно командовал.
Бучнев посмотрел на своего комиссара и первый сиял с шеи автомат, вынул из кобуры пистолет, а из ножен короткий тесак с широким лезвием и положил все это передо мной. Комиссар последовал его примеру…
Партизана трудно удивить видом оружия. Почти каждый из нас имел помимо того, что всем нам выдавалось, трофейный пистолет, какой-нибудь замысловатый кинжал или что-то еще в этом роде. Но на Бучневе и его комиссаре был целый арсенал: когда Цветков подошел к ним, чтобы обыскать, на свет стали появляться еще пистолеты и ножи — из-за голенища сапога, из кармана брюк, из-за пояса, из кармана полушубка… Вася только головой качал.
Надо сказать, точно так же были вооружены и все без исключения бойцы отряда и, наверное, поэтому уговорить их сдать оружие было особенно трудно: они не верили, что получат назад все сданное. Когда я объявил об аресте их командира и комиссара и о том, что имею приказ разоружить все подразделение, они долго гудели, как на митинге. Чувствовалось — до стычки дело не дойдет, но и миром кончить было трудно: отряд шумел не только оттого, что его разоружают, но и оттого, что хотят забрать у бойцов добытое ими в бою. Может быть, кому-то это покажется странным, но именно трофейное оружие они как раз и не хотели отдавать: остальное — пожалуйста, а это — ни в какую. В конце концов мне пришлось дать слово командира, что как только в бригаде во всем разберутся и дадут на то разрешение, каждый получит назад все, вплоть до последнего патрона. Каждый увязал свое оружие и боеприпасы в тючок, все это сложили и заперли в летней половине штабной избы и выставили часового. Ключ я забрал себе. Может быть, бойцов отряда успокоило еще и то, что я сказал им о своем намерении ходатайствовать о включении их отряда в полк. Словом, кое-как поладили.
Бучнева и его комиссара отправили в штаб бригады. Мою просьбу относительно дальнейшей судьбы отряда Васильев довольно быстро удовлетворил. А дня три спустя в полк вернулся и сам Бучнев вместе с комиссаром. К этому времени мы уже знали причину их ареста.
