Двойная веревка, тридцать крючьев на поясе, гирлянда карабинов, молоток, рюкзак... как будто я в Альпах. Все это хозяйство весит порядочно. Но теперь важно лишь одно ― пройти навесы. Нужно забыть чувство паники, которое чуть было не охватило нас вчера; забыть, что мы находимся на высоте 7600 м, без кислорода и нам предстоит преодолеть участки, какие никто еще в мире не мог преодолеть на таких высотах. Скорость ветра 120 км/час, температура минус 35°.
Собрав всю свою волю, я пытаюсь расшифровать замкнутое лицо скалы, придумать какой-то путь. Пройти справа по плите, распадающейся на ломкие пластины, невозможно. Это как куски сахара, характерные для скал Веркора. Слева стена как будто подходит к нависающим, но расчлененным зонам. Однако я помню, что несколько дней назад, когда я из лагеря II изучал маршрут с помощью бинокля, мне казалось, что надо обязательно уходить вправо, а не влево, где можно было столкнуться со слишком сложными навесами. Взор возвращается направо и останавливается на прилепившейся к стене плите. Она также нависает; пять-шесть метров высоты, два ширины, два .толщины. Если и есть проход, то только тут и более нигде.
Поднимаюсь к этой плите. Крючья. Один, два, три, звук глухой, в этой гнилой скале они держат плохо. Где-то в глубине начинает назревать паника. А если посмотреть еще правее, за плитой? Я спускаюсь, теряя с трудом завоеванные несколько метров, и начинаю необычный траверс. Подо мной триста метров вертикальной стены, обрывающейся к лагерю IV, чтобы совершить оттуда новый прыжок в 2000 м до ледника Барун. Крючья, стремена... Любопытство меня пришпоривает. Надо также поскорее освободить Бернара, замерзающего в бреши, откуда он меня страхует. Этот пролом шириной не более метра-настоящая аэродинамическая труба, в которую ветер врывается с невообразимой яростью; при этом тембр и сила звуков претерпевают странные вариации, переходя от низкого гула к пронзительному свисту, в зависимости от положения тела человека, устроившегося в этой бреши, от его жестов и предметов, которыми он манипулирует. И я вполне представляю себе тяжелое положение Бернара при такой сибирской температуре.
От стремени к стремени я потихоньку подвигаюсь. Прошло уже полчаса. Плита уже позади, и тревога, которую, несмотря на интенсивную работу, я никак не мог погасить, уступает место радости. Передо мной великолепная щель взлетает к навесу, проходит через него и как будто уходит дальше. После нелегкого пути она приводит меня к заполненной снегом нише, куда мне удается выжаться на руках, несмотря на пощечины, отвешиваемые ветром. Давай, Бернар! Ты ждешь уже полтора часа.
Подходит Бернар и протягивает руки. Абсолютно белые, совершенно нечувствительные. «Продолжай, ― говорит он, ― наплевать, займемся этим вечером». Нет, Бернар, так не пойдет. Надо во что бы то ни стало их отогреть. И в течение часа мы пытаемся их спасти, бичуя безостановочно рукавицами, веревкой. И мало-помалу кровообращение восстанавливается, и вдруг такая боль, что Бернар не может удержаться от крика. Теперь можно продолжать движение.
Над нами еще один карниз, еще более нависающий, чем предыдущий. Мы находимся на высоте 7670 м, на уровне, на котором покорители Гималаев обычно двигаются с трудом, вдыхая кислород. Мы же лазаем с искусственными точками опоры без кислорода; мы первые, кто справляется с такими трудностями на такой высоте. Новые силы внезапно охватывают нас. Полные неизмеримой гордости, мы бросаемся в атаку. Ничто теперь не сможет нас остановить. В мгновение ока приходит уверенность: мы будем на вершине! Наша экспедиция увенчается полным успехом.
Крюк за крюком, метр за метром перелезаю через навес. Должен же быть всему этому конец. Увижу его я! Выхожу на навес, еще стремя, второе стремя, и вот я среди менее крутых, более расчлененных, более легких скал. Мне хочется кричать от гордости и счастья. Принимаю Бернара, согнувшегося под тяжестью своего колоссального рюкзака. Мы счастливы. Продолжаю обработку. Теперь большой внутренний угол, затем кусочек фирна; еще прямо вверх, затем направо к очень крутой плите. Крутизна снова увеличивается, и я вдруг сознаю, что часы истекли, что солнце близится к закату и что было бы неразумно, продолжать работу в этот оканчивающийся день.
Мы намечали себе в качестве цели хорошо видимое из лагеря II фирновое пятно треугольной формы. До него еще не менее шестидесяти метров. Мы страстно к нему стремились, так как в нашем представлении это было место будущего лагеря V и достижение его было бы настоящим шагом вперед, к вершине. Но нужно смириться с неизбежным. Сегодня, после этой слишком долгой битвы с навесами, мы до него не дойдем. Надо спускаться. Завтра наши друзья продолжат.
Лагерь IV. Мы снова встречаемся с Маршалом, Берардини, Жаже. 17 часов. Радиосвязь с другими лагерями. Пари, Моска и Пайо, поднявшиеся за нами, будут ночевать сегодня в лагере III. Эстафета работает как часы. Завтра мы спустимся отдыхать в лагерь II.
7 мая. Лагерь IV, лагерь III, лагерь II...
У нас такое впечатление, что мы возвращаемся из потустороннего мира, из дикого мира, состоящего только из льда и ветра, возвращаемся к людям. В лагере III встречаем товарищей, затем шерпов, потом появляются еще шерпы, поднимающиеся из лагеря II в лагерь III. Для нас, возвращающихся из вертикального ледяного ада, из мира скал и бурь, этот гармоничный спокойный снежный гребень представляется царством мира. Нас ожидает в лагере II праздник- встреча с друзьями, солнце и отдых.
Вечерняя связь с верхними лагерями вновь погружает нас в водоворот активных действий. Берардини и Маршаль сделали заброску до второго пролома, следовательно, до подножия первого навеса. Однако Люсьен, который обожает снимать крупным планом участки высшей трудности на вертикальных скальных стенах, испытывал неприятности с большой камерой: при сильном холоде она работает неважно. Теперь наш киношник будет, вероятно, применять магазинные камеры.
Я пользуюсь связью, чтобы запросить у Параго новые гетры. Мои от тесного общения с шероховатым гранитом взлета превратились в лохмотья. Нужны также перчатки и шерстяные рукавицы для шерпов, страдающих, несмотря на свою выносливость, от холода.
8 мая. Пока мы с Бернаром отдыхаем в лагере II, Берардини и Маршаль, оставшиеся в лагере IV, навешивают лестницы до второй бреши. Отличная работа! Параго, прибывший в лагерь I, поднимется завтра в лагерь II.
9 мая. Возвращается Бернар Сеги и выгружает в лагере II продукты и почту. Он забирает с собой в Катманду звукооператора телевидения Роже Матюрена, плохо себя чувствующего в Базовом лагере из-за начинающегося отека легкого. Параго поднимается из лагеря I в лагерь II. Пайо и Моска сделали заброску по направлению к бреши над Свечой и дополнительно навесили одну или две лесенки.
