Игорь Кохановский - «Письма Высоцкого» и другие репортажи на радио «Свобода»

— Дело художника, выданном случае публициста, найти болевые точки общества, привлечь к ним внимание, но все-таки какие конкретные шаги правительства, власти вам хотелось бы в этом направлении увидеть?

— Я уже не надеюсь что-либо ни услышать, ни увидеть. В начале беседы я говорил, что политика партии абсолютно антинародна.

Сейчас это уже не нужно доказывать никакими дополнительными аргументами, и так все ясно. И ждать от глубоко партийного правительства каких-то решений, направленных на то, чтобы как-то изменить бедственное положение народа, — бессмысленно. Я надеюсь только на то, что к власти придут какие-то другие люди, не из аппаратной братии. Нормальные, образованные люди, такие, как, скажем, Сергей Станкевич или Юрий Болдырев… Я надеюсь на альтернативную партию, хочу, чтобы она быстрее окрепла. Всеми силами готов способствовать укреплению «Демократической России». Хочу надеяться, что этот процесс пойдет быстро и что-то начнет меняться. Хотя вспоминается Некрасов: «Жаль только, жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе». Но все-таки хочется дожить. Тем более что политика «невзирания» на то, принимает народ решения правительства или не принимает, хочет он, чтобы им правила такая партия, или не хочет, — приведет к насильственному ускорению этого процесса. Может, путем взрыва, может, в лучшем случае, «импичмента». И Горбачев, затеявший перестройку, так много сделавший для страны и для каждого из нас, особенно для интеллигенции, для людей творческого труда, сегодня, образно говоря, просто роет себе яму. Очень грустно смотреть на его последние действия, включая указ, как из тридцать седьмого года, о генерале КГБ Калугине, да еще этот реакционный съезд коммунистов. Искренне жаль, потому что начало было замечательное, и в истории он останется как первый человек сверху, решившийся покончить с тем казарменным социализмом, в котором мы жили.

— Такую попытку делал Хрущев.

— Как она закончилась — мы знаем. Он сам начал пятиться назад, и это его погубило. Боюсь, то же самое произойдет и с Горбачевым. Все время мы имели правительства, которые вызывали к жизни только новые анекдоты. И вот впервые пять лет назад мы получили руководителя государства, о котором даже анекдотов не было. Потом появились добрые анекдоты. А сейчас все, похоже, возвращается на свои места, сегодня любой съезд, конференция — все рождает только смех и анекдоты.

— Станислав Сергеевич, как вы думаете, нужен ли фильм «Так жить нельзя» западному зрителю?

— Говоря о предполагаемой аудитории, я как раз забыл упомянуть западного зрителя, который, как мне кажется, романтизирует в чем-то нашу ситуацию. Они еще только начинают отходить от эйфории, сопровождавшей приход к власти Горбачева. Он разрушил «империю зла», устранил реальную советскую угрозу, но сегодня благополучие и счастье человечества будут во многом зависеть от того, что происходит на одной шестой части суши. Если люди там будут нищими и озлобленными, это вовсе не гарантирует мира на планете. Во всем мире люди должны понять, что, пока у нас есть перспектива гражданской войны, военной диктатуры или тоталитарного режима, они не могут спать спокойно.

Решается вопрос об экономической, материальной помощи Советскому Союзу. Если бы меня спросили, что я об этом думаю, я бы сказал — нет. Пока все находится в таком развале, что любая помощь просто уйдет, как вода в песок. Сегодня дай нам миллиард долларов, он исчезнет, и никто не найдет следа, куда он пропал. Год назад я выступал в одном НИИ и мне прислали записку: «Станислав Сергеевич, в нашей лаборатории выведен новый элемент. Называется социализмий, период полураспада — 70 лет». Такое ощущение, что период полураспада закончился и начался распад. И я уже просто заставляю себя во что-то верить, на что-то надеяться, хотя бы на «Демократическую Россию», которая уж, наверно, демократичней нашей «родной коммунистической партии». И хотя накопилась огромная усталость от постоянных размышлений на эти темы, от тяжелых мыслей о судьбе страны, я не могу сейчас отвлечься от этого разговора. Следующий фильм будет как бы продолжением «Так жить нельзя». Я, правда, не смогу сказать, как жить нужно, но постараюсь рассказать о том, как мы жили раньше и как могли бы жить, если бы не то, что случилось в 1917 году. Может быть, это нас чему-то научит.

«Поверх барьеров» 01.08.90

Из цикла «Руины»

Сверху давит сила, а внутри нет духа

Н. В. Гоголь о России

1984

Не помню, у кого из современных прозаиков я вычитал такую мысль: исправлять случившееся — это все равно, что поудобней устраиваться на гильотине. Конечно, такое утверждение весьма относительно. Ибо иногда случившееся можно и исправить: допустим, не забил футболист гол — забьет в другой раз, или построили не то общество, что намечали, — перестроим. Но что касается писательских свершений, то тут мысль прозаика абсолютно справедлива. Правда, в народом сознании бытуют аналоги этого высказывания, как то: «что написано пером…» или «слово не воробей…». Но маячащий призрак гильотины как бы усиливает, мягко говоря, абсурдность попыток что-то исправить из написанного ранее или оправдаться за это написанное. Но, как говаривал некогда «гений всех времен и народов» в одном из анекдотов о нем, «попытка — не пытка, не так ли, Лаврентий?».

Похоже, некоторые писатели, внемля совету «вождя и учителя», пытаются задним числом объясниться с современниками, не предполагая позабавить их такими попытками.

Как и во многих некогда славных (бесславных ныне) начинаниях, тон задает здесь глава российского писательского союза Сергей Владимирович Михалков. В заметке «Восстановить доверие», опубликованной в «Литгазете» 27 июня, он пишет: «Мне, как одному из авторов Государственного гимна СССР, горько от того, что провозглашенные в нем идеалы в какой-то степени скомпрометированы всем ходом событий. Утверждения, что наша страна — «дружбы народов надежный оплот», а Советское государство — «союз нерушимый республик свободных», должны обрести реальное наполнение. Когда я писал эти слова, то твердо верил, что это так. Сегодня мне, к сожалению, приходится убеждаться в обратном».