Согласно системе ценностных эквивалентов, конь и слон стоят по три пешки, ладья — пять, ферзь — целых девять, а король, пленение которого завершает игру, практически… бесценен! Вооруженный этими знаниями новичок, ринувшись в бой, не отдаст коня за пешку или ладью за слона. На первых порах мы ведем себя как убежденные материалисты — стремимся «съесть» как можно больше вражеских фигур, не учитывая других факторов. Для начала этого вполне достаточно: мы постигаем формальное соотношение сил. И только опыт учит нас понимать реальную ценность вещей.
В жизни большинство наших объективных оценок тоже базируется на учете материала, начиная с самого насущного — пищи, воды и крова. В первобытную эпоху вещи стоили ровно столько, сколько от них было пользы, и господствовал натуральный обмен. По мере развития общества появилось денежное обращение (золото, монеты, банкноты), и номинальная ценность расширила представление о полезности в нашем материальном сознании. Ныне многие активы существуют и в электронном виде — как цифры, указывающие котировку акций на фондовом рынке или сумму средств на банковском счете. На войне материалом служат живая сила и оружие, в бизнесе — заводы, работники, фонды и оборотные средства.
Однако не нужен слишком большой опыт, чтобы понять, что жизнь не сводится к одним лишь материальным ценностям. В шахматах вы усваиваете этот ценный урок, впервые получив мат, несмотря на большой материальный перевес. Абсолютная ценность «слабого» короля превосходит суммарный «вес» всех остальных фигур, и вам открывается новая истина: материал — это еще не всё!
Прежде чем перейти к следующему элементу оценки — еще одно замечание по поводу материала. Зачастую у нас складывается глубоко личное отношение к тем или иным предметам, почти не связанное с их объективной ценностью. Но эмоциональный подход и привязанности могут значительно исказить нашу способность к объективной оценке.
В детстве — уже не помню, почему — моей любимой фигурой был слон. Однажды я даже сыграл забавный матч со старшим товарищем по команде Дворца пионеров: кроме короля и восьми пешек у меня было только два слона, а у него — только два коня. Даже в своих первых серьезных партиях я глубоко верил в силу слонов и избегал их размена, хотя такая привычка могла оказаться пагубной. Других новичков привлекали особенности необычного передвижения коня, или же, наоборот, они начинали опасаться этой самой непредсказуемой фигуры.
Существенная часть исследований Ботвинника, глубоко изучавшего стили своих соперников, была посвящена выявлению именно такого рода предпочтений в их игре. Он скрупулезно анализировал их партии и старался классифицировать ошибки таким образом, чтобы в дальнейшем использовать к своей выгоде. Неслучайно он говорил: «Худшая ошибка — та, которая делает вас предсказуемым».
Наши друзья, коллеги и члены семьи обычно знают о наших дурных привычках больше, чем мы сами. Порой узнать об этих психологических вывертах бывает так же удивительно, как услышать от супруги, что вы храпите во сне. Предрассудки и личные предпочтения в ваших решениях вряд ли могут причинить ощутимый вред, после того как вы их осознаете и начнете от них избавляться. Именно это умение отличать безвредную привычку от предубежденности позволяет нам сохранять объективность при оценке происходящих событий.
Время — деньги
Каждый, кто знаком с почасовой оплатой труда, хорошо знает, что время имеет цену в самом прямом смысле. Материал, то есть деньги, обменивается на труд, измеряемый в часах и минутах. Это обычное «время на часах», измеряемое везде одинаково. Но в шахматах есть еще и «время на доске», измеряемое количеством ходов.
Шахматисты привыкли думать о времени и в том, и в другом смысле. Они играют под тиканье часов, имея ограниченное время на определенное число ходов. А время в самой шахматной партии измеряется количеством ходов. Сколько ходов нужно сделать, чтобы попасть из точки А в точку Б? С какой скоростью может развернуться моя атака? Сумею ли я достичь своей цели раньше, чем соперник осуществит свой замысел?
Шахматная игра протекает в пошаговом режиме, а не в реальном времени. Самой простой демонстрацией фактора времени в шахматах является различие между игрой черными и белыми фигурами. Белые делают ход первыми, что дает им начальное преимущество во «времени на доске». Вопрос о том, достаточно ли этого для победы при безупречной игре обеих сторон, был предметом долгой и бесплодной исторической дискуссии. Мы так далеки от совершенства, что вряд ли в обозримом будущем получим окончательный ответ на этот вопрос. Известно лишь, что игра белым цветом дает осязаемое преимущество, особенно на высшем уровне. Любители чаще ошибаются и делают бесполезные ходы, поэтому у них небольшое преимущество выступки редко бывает решающим фактором.
Но для профессионалов быть на один ход впереди, то есть иметь лишний темп — существенный плюс. При точной игре этот лишний темп позволяет белым создать определенное давление и угрозы. Белые действуют — черные реагируют на действия. Статистика четко отражает ценность первого хода: на гроссмейстерском уровне белые выигрывают примерно в 29% случаев, черные — в 18%, а 53% партий заканчивается вничью. Этот перевес кажется впечатляющим, но «время на доске» — величина переменная, и он может сразу исчезнуть в результате одного неточного хода, одной упущенной возможности.
Полководец думает о времени во многом так же, как шахматист, но в реальном мире ситуация гораздо более динамична. Количество «ходов», доступных для вас и вашего противника, практически беспредельно. На поле боя или во всем мире одновременно происходит множество событий.
Преимущество во времени достигается не только более быстрыми маневрами или выбором кратчайшего пути. Время часто можно «купить» или обменять на материальные средства. Мобильное и маневренное войско вполне может разгромить численно превосходящего противника, внезапно ударив по его слабому флангу. Возможность выигрыша времени в обмен на материал — это своеобразный компромисс в нашей системе оценок.
У каждого свой компромисс
В детстве я так быстро перешел от восхищения лучшими шахматистами к личному знакомству с ними, что у меня попросту не было времени сотворить себе кумира. Тем не менее в моей памяти навсегда осталась первая встреча с легендарным восьмым чемпионом мира Михаилом Талем.
Это было весной 1974 года в Москве, на Всесоюзном турнире Дворцов пионеров, где команды из семи школьников встречались в сеансах одновременной игры с гроссмейстерами — капитанами команд-соперниц (в этих соревнованиях, будучи школьником, я играл дважды и встречался со многими выдающимися шахматистами, включая будущего главного соперника —– Анатолия Карпова). В первом же туре я испытал сильнейшее потрясение: над доской напротив меня, десятилетнего кандидата в мастера, склонился великий Таль! И я мог даже пожать ему руку! Я был наслышан о его устрашающем, гипнотическом взгляде, которым он буквально пронизывал соперников. Правда, тогда, чтобы «одолеть» меня, Талю этого не потребовалось… Зато он вдохновил меня личным примером, и впоследствии я счел своим прямым долгом выступить еще трижды в этих «турнирах шахматных надежд», но в качестве капитана-гроссмейстера.
