Но тогда что-же, что-же?
Завтра, или послезавтра, или через неделю явится какой-нибудь пустяк, который совершенно изменит течение моих мыслей, а затем все это повторится сначала, а там дальше — смерть.
Пятница, 2 мая 1884 г.
Вчера вечером, вся еще погруженная в похоронные мысли, я все-таки отправилась к m-me Hochon, чтобы выслушать несколько похвал своей картине. Черное платье, декольтированный бархатный корсаж, кусок черного тюля, наброшенный на плечи, и фиалки на груди… Занимались музыкой. Массенэ играл и пел. Пел еще любезный, всегда восхищенный и восхитительный Каролюс Дюран. Там были г-да Флери, Моделэн Лемэр, г-да Франчези и Канробер. К столу меня повел маршал. Затем были еще живописцы: Мункачи с женой, Геберт и др… Надо, в самом деле начать выходить: этот вечер в интимном кругу на меня хорошо подействовал.
Так как лил дождь, то я отправилась к Жюлиану, Он говорит, что, пожалуй не дал бы обеих рук за то, что я получу медаль, но полторы руки он готов поставить на карту, и что он не стал бы этого говорить, если бы не был почти уверен в успехе. Провела хороший вечер с Жюлианом и Тони Робертом Флери. Флери говорит мне, что он подвел своего отца к моей картине, не говоря ему, кто ее написал, и его отец нашел ее très bien, très bien — именно так и сказал!
Воскресенье, 4 мая 1884 г.
С понедельника я ничего не делаю. В течение целых часов я сижу сложа руки. Грезишь ни весть о чем, или же о любви. Гонкур говорит, что у женщин всегда есть какая-нибудь любовная страстишка, вблизи или вдали. Это иногда весьма справедливо.
Вторник, 6 мая 1884 г.
Я с ума схожу от желания писать. Могу ли я писать? А между тем меня словно толкает какая то непобедимая сила. О, это уже с давних пор. Начиная с романа, начатого в 1875 г. и до сих пор неоконченного… Да еще стихи, до того и после, все время… Теперь я дошла до той точки, когда все эти грезы и все схваченные на лету наблюдения хотят словно облечься в плоть. Порой кажется, что у тебя в голове готов сюжет для десятка книг. Не знаешь, с чего начать, и когда принимаешься за осуществление этих грез, останавливаешься на десятой странице.
Я вам потому это рассказываю, что отмечаю здесь все свои отдельные настроения. У меня даже есть масса написанного, но я смеюсь над своими претензиями. Порядочная это была бы глупость — писать! Я борюсь с собой, отказываюсь, говорю себе нет, смеюсь над собой — ибо я слишком боюсь быть смешной в глазах других, — а страсть эта непреодолима!
Это сладкое безумие, которое делает меня счастливой, перед которым я останавливаюсь взволнованная, возбужденная, словно я об этом серьезно задумываюсь. И, может быть, я слишком серьезно об этом думаю, чтобы признаться в этом даже здесь. Но для этого не хватило бы жизни, в особенности моей.
Всего коснуться своей рукой, и ничего не оставить после себя!
Ах, Господи! я все же надеюсь. Ах, я так труслива и живу в таком страхе, что готова поверить в спасительность церкви.
Суббота, 10 мая 1884 г.
Утром в Салоне с Кларой Канробер. Завтракаем у Канроберов. А после — дома, где собралась целая толпа гостей. Я скучаю. Что значит скучать? Это, вероятно, месяц май меня так волнует. Да, это так!
Вечером в итальянской опере. После панегирики d’Edincelle в «Figaro» меня сильно лорнируют, что меня очень стесняет, так как я не уверена, что хорошо выгляжу. Все эти господа смотрят и лорнируют меня из всех лож.
Среда, 14 мая 1884 г.
Письмо от Ги де-Мопассана. О чем он думает, этот человек? Он бесконечно далек от того, чтобы знать, кто я такая, так как я ни с кем не говорила о нем, даже с Жюлианом. А я, — что я ему скажу?
Моя картина «Жан и Жак» удостоилась лестного упоминания в Ницце. Все наши с ума сходят от радости, исключая меня.
Пятница 16 мая 1884 г.
Отправляемся в Салон. Встречаем не мало знакомых, среди них m-lle Аббема, которая сообщает мне, что ее шурин, М. Paul Манц (из «Temps») признает за мной большой талант. Спустя немного мы встречаем известную художницу, m-lle Ароза. Она с дамой, которая представилась как дочь Поля Манца. Мне представляется немножко глупым повторять все те лестные вещи, которые они мне преподнесли. Если это обыкновенные светские люди, я никогда об этом не говорю, зная, что учтивость требует таких комплиментов. Но когда Аббема и дочь Поля Манца говорят мне о том, что думает обо мне великий критик, они сильно настаивают на своих словах и тем дают мне понять, какое неслыханное счастье для меня представляет лестное мнение такого человека, как он.
Кажется, в «Temps» была статья обо мне. Кроме того я получила 22 или 23 вырезки из различных журналов.
Очень много рассматривают мою картину, много рассматривают и меня. Я впервые одела платье из тонкой темно-синей шерсти, — очень простое и очень шикозное. На голове черная соломенная шляпа в стиле Watteau.
С тех пор, как Бастиен Лепаж болен, я забыла про все уколы самолюбия. Я не боюсь его больше; есть в этом чувстве что-то похожее на удовольствие. Вообразите себе какого-нибудь повелителя, которого привыкли приветствовать издали с униженной сдержанностью и который вдруг упал в овраг, сломал себе ногу и нуждается в вашей помощи.
Суббота, 17 мая 1884 г.
Сегодня вечером у Clovis Hugues. Ну, и любопытно же это было! Какие-то ужасные женщины, косматые поэты, исступленные сумасброды! Когда явился Мистраль, все поднялись с места, даже дамы. Этому несчастному преподнесли уйму стихов. Мистраль напоминает собой великолепного жандарма. Он пропел двадцать или тридцать куплетов, которые публика повторяла за ним хором.
Было меньше знаменитостей, нежели я могла предполагать. В конце концов были только Мистраль, Клодвиг Гюгес, Поль Арен, Жюль Гальярд, а за тем всякая мелюзга.
Я протанцевала один тур польского с Клодвигом Гюгесом. После этого я уехала с вечера в сопровождении m-me Гальярд, которая в восторге от того, что ей обо мне сказал Поль Манц.
20 мая 1884 г.
Роберт Флери говорит, что Дюезу очень нравится моя живопись. Дюез входит в состав жюри, но я буду иметь против себя стариков.
Впрочем, я очень спокойна, занята своей болезнью и планами новых работ. Этот Салон и эти картины, — все это прошлое, а я заглядываю в будущее. Пусть у меня и не будет медали, но ведь мою картину уже заметили.
Среда, 21 мая 1884 г.
Сегодня вечером у нас обедает Жюлиан. Ему не хотелось прийти, говорит он, так как у него нет добрых вестей для меня. Тем не менее все как будто недурно сходит, но когда приходит момент, каждый старается быть на стороже.
