Окрестности города выглядели более привлекательно. Бросалось в глаза отсутствие невозделанной земли. Вспоминая заросшие бурьяном окрестности Петербурга, Лисянский любовался тщательно ухоженными садами, просторными перепаханными пашнями, четко очерченными канавами и обязательно аккуратно огороженными по периметру. В отличие от пышных дворцовых сооружений, которые окружали и Петербург, и Лондон, жилые дома отличались добротной простотой и уютностью. Поражала и необычная тишина. Из глубины усадебных построек изредка доносились крики домашней птицы или мычание скотины. «А где же собаки?» — подумал он и вскоре убедился, что американцы довольны тем, что «уши их не обеспокоены беспрерывным лаянием собак, держимых для увеселения праздных…»
Погода наконец установилась отменная, и можно было ехать дальше, в столицу Пенсильвании. Почтовый дилижанс в Филадельфию уходил в полдень, и на станции за час до отправления собрались почти все пассажиры. Незнакомый мундир сразу привлек их внимание, и они удивились, узнав, что их попутчик — русский офицер. Перед самым отъездом появилась девушка, голубоглазая, небольшого роста; аккуратно, но не роскошно одетая, она сразу завладела вниманием Юрия. Незаметно окинув восхищенным взглядом ее фигуру, он подумал: «Затейливая, однако». Преднамеренно задержавшись, он устроился рядом с ней. После отъезда из Петербурга он имел два-три случая знакомства в Лондоне, которые растворились в его памяти, едва он покинул Портсмут. Несколько мимолетных встреч с девицами в Галифаксе и портах Наветренных островов не оставили в его душе какого-либо следа. Многие из них переправились из Европы с вполне определенными целями, не скрывая своих меркантильных намерений, и для осуществления их готовы были на все.
В свои двадцать два года Юрий обычно пропускал мимо ушей хвастливые рассказы своих друзей и товарищей о любовных забавах и похождениях. Зачастую над ним подтрунивали, строили насмешки…
Когда дилижанс тронулся, девушка слегка прикрыла глаза и, казалось, задремала.
На первой же остановке в Вуд-Бридже, резво спрыгнув, Юрий галантно подал девушке руку и помог выйти из дилижанса.
— Благодарю вас, — приветливо улыбнулась девушка. — Судя по вашему мундиру, вы не здешний?
— Да, я русский, мое имя Юрий Лисянский, — поспешил он отрекомендоваться.
— Мое имя Джесси Полок, — ничуть не смущаясь, по-деловому проговорила девушка. — Вы первый русский в моей жизни, но я ничего не знаю о вашей стране, к сожалению.
— В этом нет ничего удивительного, наши страны разделяют океаны и материки, — продолжал Лисянский, поддерживая девушку, — но в России наслышаны о Соединенных Штатах и вашей войне за независимость.
Джесси горделиво закинула голову.
— О да, это была хорошая взбучка для англичан. Но наши люди сражались не только за независимость, но и за свободу.
Лисянский вдруг вспомнил изможденные лица негров и спросил:
— Чью же свободу они отстаивали?
— Как чью? — удивленно ответила она, — конечно, американцев.
— А разве негры это не американцы?
— Конечно, нет, — убежденно ответила Джесси, — это рабы.
— Чем же они провинились перед богом, что им выпала такая горькая судьба?
Девушка вначале оторопела, пожала плечами.
— Видимо, всевышний определил так издавна, и не в наших силах что-либо изменить.
Они молча прошлись, а потом Джесси попросила:
— Расскажите, пожалуйста, о своей стране.
В это время прозвучал рожок кучера дилижанса, и они прервали беседу. В карете сидели чинные люди, Джесси была единственной женщиной, и они с Лисянским лишь молча переглядывались друг с другом. Мимо проплывали холмистые дали, серебристые речки, в долинах паслись стада коз и овец. Дилижанс ненадолго останавливался в небольших селениях, они снова прогуливались и откровенничали друг с другом. Джесси с неподдельным интересом слушала рассказ своего нового знакомого о далекой стране, протянувшейся на тысячи миль от Европы к берегам Восточного океана. Она удивилась, узнав, что сейчас там уже холодно, а скоро выпадет снег, замерзнут заливы, бухты и реки.
Джесси поинтересовалась, каким образом Юрий оказался на английском корабле.
— Это длинная история, мисс. Наш флот сравнительно молод, а императрица Екатерина…
Джесси не удержалась от восклицания:
— Россия — империя?..
— Да, еще со времен Петра, — пояснил Лисянский и продолжил: — Императрица желает, чтобы в русском флоте служили опытные моряки, подобно англичанам, и чтобы они знали и умели плавать в разные страны света. Мне кажется, вашей стране тоже предстоит создавать свой флот, у вас много портов и большая торговля…
Вновь прозвучал рожок, дилижанс продолжал свой путь и уже затемно приехал в Джермантоун. Здесь они неожиданно расстались. Оказалось, Джесси спешила в Филадельфию к определенному сроку, наняла карету и уехала. Узнав об этом утром, Юрий огорчился, лишившись весьма приятного собеседника и милой попутчицы.
Филадельфия встретила Лисянского теплой, солнечной погодой. Столица Соединенных Штатов отличалась от Нью-Йорка своим размеренным спокойствием на улицах даже в дневные часы. Город протянулся с востока на запад на две мили. Стройные проспекты являлись как бы стержнем этого массива, а перпендикулярно им 24 широкие улицы рассекли город на равные квадраты.
В первые дни Лисянский бродил без устали с утра до позднего вечера, присматривался к жизни многолюдного города. Здесь тоже попадались грязные и запущенные улицы, как и в Нью-Йорке. В центре по хорошо мощенным тротуарам днем сновали в основном чиновники, а вечером прогуливалась респектабельная публика.
Рекомендательные письма оказались весьма кстати. Лисянского радушно и с почтением принимали в довольно состоятельных домах. На это, как правило, уходили послеобеденные часы, а утром и днем он старался как можно больше узнать о городских достопримечательностях. Не терпелось поделиться первыми впечатлениями об увиденном, а лучшего собеседника, чем Ананий, ему не сыскать.
«…Филадельфия по состоянию своему и купечеству есть один из лучших городов в свете, — писал он брату. — Я намереваюсь провести зиму в оном, потом ехать берегом в Бостон, а оттуда отправиться весной в Галифакс».
Он вспомнил о назойливых эмигрантах — французах, бежавших сюда после революции: «Я думаю о издержках, которые принужден сделать буду в прозимовку, ибо здесь теперь находится до семи тысяч выходцев французских, которые, не разумея языка, платят за вещи безрасчетно, так что квартира и стол стоить будут до пятнадцати фунтов стерлингов в месяц. Но зато надеюсь получить сведения, которые для меня и отечества моего не будут бесполезны…»
