И дальше — по поводу затронутых Плещеевым вопросов — он категорически протестует против тех, кто «ищет тенденции» в его произведениях, — против тех, кто хочет видеть в нем «непременно либерала или консерватора». И заявляя о том, что он «не либерал, не консерватор, не постепеновец, не монах, не индиферентист», Чехов развертывает свою программу:
«Я хотел бы быть свободным художником — и только, и жалею что бог не дал мне силы, чтобы быть им. Я ненавижу ложь и насилие во всех их видах, и мне одинаково противны как секретари консисторий, так и Нотович с Градовским (Нотович — издатель либеральной газеты в Петербурге восьмидесятых — девяностых годов, Градовский — публицист-либерал). Фарисейство, тупоумие и произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках; я вижу их в науке, в литературе, среди молодежи… Поэтому я одинаково не питаю особого пристрастия ни к жандармам, ни к мясникам, ни к ученым, ни к писателям, ни к молодежи. Фирму и ярлык я считаю предрассудком. Мое святое святых — это человеческое тело, здоровье, ум, талант, вдохновенье, любовь и абсолютнейшая свобода, свобода от силы и лжи, в чем бы последние две ни выражались. Вот программа, которой я держался бы, если бы был большим художником». (Из письма к А. Н. Плещееву, 1888 года 4 октября.)
Так отвечает он на вопрос о своих убеждениях. Желая остаться в «стороне от схватки», Чехов и не пытается разрешить социальных противоречий. Но не потому ли это, что он не понимает предпосылок, создающих «схватку», как не понимает причин социальных конфликтов и противоречий? Мы помним его рецепт борьбы с нищенством: научитесь ценить чужую копейку, воспитайте всех в уважении к труду, и нищенство исчезнет «само собой».
Широкая программа, заявленная Чеховым-художником, соответствует и той программе, которую он разделяет как общественный деятель. Когда он получил от одного петербуржца письмо, извещавшее о состоявшемся соглашении нескольких молодых литераторов печатать объявления друг о друге на своих книгах, причем в это соглашение включались «лица более или менее солидарные», Чехов очень сердито заявил, что «солидарность молодых литераторов невозможна и ненужна». «Солидарность и прочие штуки» он понимает «на бирже, в политике, в делах религиозных, а для того, чтобы помочь своему коллеге уважать его личность и труд, чтобы не сплетничать на него, не завистничать, чтобы не лгать ему и не лицемерить перед ним, для всего этого нужно быть не столько молодым литератором, сколько вообще человеком». И он приглашает своего приятеля И. Л. Щеглова (Щеглов (Леонтьев) Иван Леонтьевич (1856–1911). Беллетрист и драматург. Его воспоминания о Чехове напечатаны в ежемесячном приложении к «Ниве» за 1905 год, № 6–7) относиться одинаково ко всем — тогда «не понадобится искусственно взвинченной солидарности» и обещает ему: «Вы можете писать где и как угодно, мыслить хотя бы на манер Корейши (Корейша — «предсказатель»-юродивый, популярный среди московского мещанства и купечества), изменять тысячи раз убеждения и направления и проч. и проч. и человеческие мои отношения к Вам не изменятся». (Из письма к Щеглову, 3 мая 1888 года.)
И Чехов не скрывает, что лично у него «политического, религиозного и философского мировоззрения еще нет. Я меняю его ежемесячно». (В письме к Д. В. Григоровичу, 9 октября 1888 года.)
Чехов предпримет энергичную борьбу за освоение тех моральных начал, о которых он говорит в своих письмах. За вдохновение и любовь, за человеческое здоровье и ум, за талант и свободу — против фирмы, ярлыка, предрассудков, силы и лжи.
В восьмидесятых годах он переживает известный кризис сознания, не чувствуя себя свободным от предрассудков. Но он найдет выход из тупика. Он не повторит надсоновских жалоб, не впадет в гаршинскую тоску, не уйдет от жизни в скорлупу собственного самоусовершенствования, не будет читать проповедей о пользе малых дел, не примет толстовского неделания, откажется от непротивления, так же как он не станет и заниматься игрой в эстетические бирюльки.
Но долгое понадобится время для того, чтобы раскрылась перед Чеховым правда о «либерализме и консерватизме», много потратит он усилий, прежде чем подойдет к этим проблемам не в этическом, а в социальном разрезе. Ему нужно будет возмужать для того, чтобы понять всю беспочвенность заявления о желании быть свободным художником и только. Рост же социального сознания Чехова шел медленно, этот рост шел у него зигзагообразно. На пути к освобождению от тех социальных предрассудков, которыми Чехов был окутан, перед ним стояли преграды и влияния, тормозившие его освобождение. Одним из сильнейших и продолжительнейших влияний — было влияние А. С. Суворина. На нем мы остановимся подробнее.
А. С. Суворин (родился в 1834 г., умер в 1912 г.) — журналист, книгоиздатель, беллетрист, драматург, редактор газеты «Новое время» — одного из самых продажных органов русской печати последней четверти XIX века — начал свою литературную деятельность еще в шестидесятых годах и сразу выдвинулся, как один из талантливейших публицистов. Он примыкал тогда к радикальному лагерю и его фельетоны, подписанные псевдонимом «Незнакомец», пользовались огромным успехом. Один из сборников его статей был даже сожжен по приговору царской цензуры. Он редактировал в семидесятых годах либеральную газету «С. Петербургские ведомости», а потом приобрел маленькую газету «Новое время», которую впоследствии превратил в боевой орган воинствующего великодержавного национализма. Эта газета, которую так метко назвал Салтыков-Щедрин «Чего изволите», выражала официальную программу правительства.
Суворин был несомненно талантлив и умен, и тем больше зла приносили его статьи, в которых проповедывалась ненависть к инородцам — в особенности к евреям — и утверждалась реакция Александра III — Победоносцева и Николая II.
Он импонировал Чехову и своей необычайной энергией, и разносторонней начитанностью, и оригинальным умом, и той личной обаятельностью, которая как бы противопоставлялась тому продажному и гнусному, что являло собой «Новое время».
Русская интеллигенция, даже и не радикального оттенка, не говоря уже о передовых ее слоях, относилась к «Новому времени» с определенным и понятным предубеждением. Сотрудники суворинской газеты пользовались очень незавидной репутацией, но газета была в известных сферах влиятельной, выходила в небывалых, для того времени, тиражах, располагала огромными средствами, — наряду с изданием «Нового времени» Суворин прекрасно наладил большое книгоиздательское дело и организовал целую сеть книжных магазинов, в том числе и на всех железнодорожных станциях России.
