22 июня — всегда самый длинный день в году. Старт был назначен на раннее утро. Погода изумительная: яркое взошедшее светило на безоблачном голубом небе и еще сохранившаяся ночная прохлада как бы предвосхищали предстоящий праздник, давая понять, что природе заранее все известно. А в успешном пуске, от которого зависела их судьба, всем присутствующим хотелось быть уверенными. Мысленно на помощь призывали все силы, не забывая при этом самого Бога. Уповая на Всевышнего, многие вынашивали и честолюбивые планы, сверля мысленно дырочки в лацканах своих пиджаков для наград в случае удачного пуска. Ведь согласно существовавшему правилу в Постановлении правительства на проектирование ракеты достаточно четко оговаривались блага для ее создателей в случае успешного завершения работ и принятия ракеты на вооружение.
На старте, между тем, все подчинено установленному режиму. По получасовой готовности всех эвакуировали на положенное расстояние. Всех, кроме Главного. В соответствии с инструкцией он должен занять свое заранее определенное место. Но все доводы руководителей пуска разбиваются о непреклонное желание М.К. Янгеля быть с ракетой в решающий момент на "ты".
"И вот все готово, — вспоминает бывший в то время военным испытателем Д.Г. Михальчук. — Осталось свободным одно место у перископа, где по традиции должен находиться технический руководитель. Я как ответственный за безопасность на площадке, предложил Михаилу Кузьмичу спуститься к перископу, но он и не думал это сделать. Зная, что мне может здорово нагореть, он тихо сказал:
— Считай, Денис Григорьевич, что ты свое дело сделал, а я уж сам за себя отвечу и тебя от неприятностей избавлю. Мне отсюда будет лучше наблюдать.
Пришлось уступить. И вот пуск! Прошли первые десятки томительных секунд. Все шло исключительно хорошо. Мы подбежали к Михаилу Кузьмичу, который радовался успеху. Он, как ребенок, хлопал в ладоши и говорил:
Пошла, родная!"
Совсем по-другому запечатлелась картина первого пуска в памяти бывшего тогда начальником группы конструкторского бюро Н.И. Урьева:
— Примерно в полутора километрах от пусковой площадки находился небольшой черного цвета деревянный домик, в котором размещался измерительный пункт. Во время пуска Михаил Кузьмич в любимом макинтоше серого цвета стоял на невысоком крыльце, взгляд его был устремлен на стоящую на стартовом столе белоснежную ракету. По тому, как он курил одну папиросу за другой, чувствовалось, что Михаил Кузьмич сильно волнуется. И никто не осмеливался к нему подойти…
Кто из них прав? Вряд ли это имеет сегодня какое-то значение применительно к описываемому судьбоносному моменту в истории конструкторского бюро. Важно то, что оба непосредственных участника первого старта увидят в сложнейшей жизненной ситуации мужественную личность, которой свойственны обычные человеческие переживания.
Желание увидеть свершающееся в непосредственной близости было столь велико, что некоторые из работников конструкторского бюро, нарушив все существовавшие правила техники безопасности, не эвакуировались на положенное расстояние, а, выйдя за проволочное заграждение, окружавшее стартовую площадку, залегли прямо на землю. Кстати, такой выбор наблюдательной позиции пользовался популярностью и при последующих пусках у вновь прибывавших "зрителей" на первый в своей жизни пуск ракеты, в проектировании которой они также впервые в жизни принимали непосредственное участие. О том, какое чувство пришлось пережить любителям "острых ощущений", вспоминает один из наблюдавших пуск ракеты Р-12 22 июня 1957 года ведущий инженер М.И. Галась.
"Старт… Ракета пошла. Мы лежали в плоскости стрельбы и потому, когда ракета начала отрабатывать заданный угол тангажа, факел двигателя оказался направленным в нашу сторону. Многие из "любознательных" испугались и бросились бежать. Но мы поняли, что полет проходил нормально. И когда прошло 20–30 секунд, ракета ушла от нас на достаточно большое расстояние, началось истинное ликование. Мы бегали по степи с криками: "Ура! Ура!" Некоторые специалисты от нахлынувшей радости даже ели землю. В общем это был восторг заслуженной победы".
К сожалению, автор воспоминаний не зафиксировал, насколько в этот момент оказалась вкусной наша кормилица-земля. Известно только одно: она не утолила голод испытателей. И по давнему народному обычаю, без всяких митингов и летучек, закончился этот ответственный для молодого КБ день самой приятной заключительной операцией, вершившей удачную работу.
Экспедиция в полном составе выехала на ближайшую небольшую речушку Солянку. Здесь царил уже свой этикет, свой церемониал: жара заставила всех принять пляжное обличье. Независимо от рангов и чинов — от Главного до рядовых исполнителей — все скинули верхние одеяния и просто в трусах, расстелив на земле, за неимением под руками ничего другого, традиционные газеты и разложив на них незатейливую "закусь", а также водрузив непременные бутылки и емкости с соответствующими случаю напитками, весело и непринужденно отпраздновали важный и ответственный этап становления конструкторского бюро, а заодно и "стряхнули" с себя нервное напряжение предшествовавших дней, вызванное подготовкой и пуском ракеты. На импровизированном банкете не было равнодушных. Это был настоящий праздник, где все себя чувствовали непосредственными участниками свершившегося.
А на следующий день с утра — обычная рутинная работа по расшифровке пленок телеметрии, анализ на их основании полета ракеты и по их итогам совещания, доклады на Госкомиссии. Существенных замечаний по первому пуску обнаружено не было.
Вечером состоялся и первый торжественный акт официального признания. В своем домике с ближайшими помощниками Михаил Кузьмич принимал членов Государственной комиссии во главе с ее председателем генерал-лейтенантом А.И. Семеновым, которые поздравили Главного с первым и сразу крупным успехом.
Эффект первого пуска первенца с берегов Днепра для многих оказался ошеломляющим. Еще не утихли разговоры о целесообразности создания нового, параллельного королевскому конструкторского бюро. Скептики и противники еще пытались высказывать сомнение, уповая на фактор времени, которое расставит все по своим местам.
Признанный и единственный на тот период в ракетной технике авторитет С.П. Королев, забыв о своем пророчестве, когда ему доложили об успешном старте Р-12, якобы, как бы между прочим, разделяя увлечение новым направлением, выразил свое отношение сомнением:
— Первый пуск — это еще не пуск.
И это оказалось, очевидно, самым большим заблуждением родоначальника боевой ракетной техники. Скепсису не суждено было сбыться в дальнейшем.
