А Лев Михайлович тем временем спокойно продолжал:
- Судя по всему, за границей решили прекратить испытания. Ну и пусть. А мы обязательно продолжим. Верю, понимаете, верю, что рано или поздно добьемся положительных результатов.
На следующий день программа испытаний обсуждалась с работниками оперативного отдела. Мы сказали им о своих нуждах. Прежде всего нам требовалось максимальное количество проходящих мимо судов, по которым можно было бы проверить теплообнаружители. Чем больше будет накоплено данных, тем убедительнее станет статистика. Кроме того, установки хотелось расположить неподалеку от какой-нибудь стационарной точки флота. Это позволило бы иметь постоянную связь со штабом, а через него - с Москвой.
Моряки отнеслись к нашим просьбам с полным пониманием. Они рекомендовали нам разместиться на территории форта "К". Галлер, к которому мы явились с докладом, тут же утвердил решение и пожелал успехов в работе.
И вот в июне 1934 года мы очутились на форте "К". Представьте себе небольшой клочок земли. Артиллерийские орудия за броневыми плитами, снарядные погреба, служебные и жилые помещения для командного состава и краснофлотцев укрыты земляными насыпями. Долгое время мы не могли решить, остров это или полуостров, так как лишь узкая каменистая коса соединяла форт с островом Котлин. Однако стоило подняться даже небольшому ветру, особенно западному, как волны начинали заливать перемычку. В такие дни мы имели полное право именовать себя островитянами.
Хозяева форта встретили нас радушно, с традиционным морским гостеприимством. Нам немедленно помогли разгрузить оборудование и разместиться в специально выделенной комнате. Впрочем, сразу же пришлось привыкать к новой терминологии. Комната теперь именовалась кубриком, столовая - кают-компанией, повар - коком. В кают-компании сразу же появился стол для нашей бригады. На нем - новенькие столовые приборы, графин с клюквенным напитком. Словом, все было сделано для того, чтобы мы сразу почувствовали себя полноправными членами небольшой, но дружной семьи.
В состав группы, которой Главное артиллерийское управление поручило провести испытания на Балтике, помимо меня входили Вениамин Львович Грановский, Константин Семенович Вульфсон и Владимир Тимофеевич Родионов. Всех их я хорошо знал. В течение пяти лет этот коллектив исследовал проблему теплообнаружения. Хотя я вел другое направление, мы неоднократно встречались на полигонах, в институте, на совещаниях.
Профессор Грановский преподавал в Московском государственном университете и параллельно с этим заведовал отделом во Всесоюзном электротехническом институте. Это был ученый-энтузиаст. В период работ по теплообнаружению Вениамина Львовича постигло страшное несчастье. Во время отпуска он вместе с женой принимал участие в альпинистском походе. Произошла катастрофа. Жена погибла, а сам он около года провел на больничной койке. Но даже в эти трудные месяцы, безмерно страдая физически и морально, профессор не переставал думать о делах. Он изучал труды по теории распространения и поглощения тепловых волн в атмосфере, рассматривал и сравнивал различные типы термоэлементов. Выписывая Грановского из больницы, врачи рекомендовали ему длительный отдых и амбулаторное лечение. Однако буквально через день он уже появился в лаборатории.
На протяжении многих лет верным соратником и другом Грановского был профессор Вульфсон. Вместе работали, вместе отдыхали. Во время альпинистского похода они тоже были рядом, и лишь счастливая случайность спасла Константина Семеновича от беды.
Третьим в нашей группе был техник Владимир Тимофеевич Родионов. Очень скромный, молчаливый человек и прекрасный работник. Руки у него были поистине золотые. Самую сложную работу он выполнял быстро, с ювелирной точностью. Иногда Родионов активно вмешивался в наши дела.
- Т-так не пол-лучится, - изрекал он и вежливо оттеснял в сторону Грановского. - Д-давайте я сам сделаю...
Итак, с помощью краснофлотцев мы быстро установили нашу аппаратуру и приступили к испытаниям. Сразу же стало ясно, что форт "К" выбран командованием флота не случайно. Это было исключительно удачное место для эксперимента. Мимо нас днем и ночью шли торговые суда. Одни следовали в Ленинградский порт, другие - обратно. Правда, в дневное время мы только проверяли и настраивали аппаратуру, так как теплообнаружители, как я уже упоминал, не могли следить за целями, когда на небосводе сияло солнце.
В нашем распоряжении было два теплообнаружителя. Один из них основной, с полутораметровым параболоидом. Второй - с диаметром зеркала 40 сантиметров. В соответствии с программой мы должны были работать одновременно и тем и другим, чтобы не просто установить, на какой дальности каждый из них обнаруживает корабль, но и выявить зависимость между практической дальностью обнаружения и размерами отражателя. Дело в том, что теоретические расчеты далеко не всегда совпадали с результатами опыта. Почему? Вот на этот-то вопрос мы и хотели получить ответ.
В ходе испытаний мы неожиданно столкнулись еще с одной загадкой. Оказалось, что крупные океанские пароходы обнаруживаются так же плохо, как и самолеты, и даже хуже. Максимальная дальность, которую нам удавалось получить, составляла всего лишь 8-9 километров. Грановский и Вульфсон вели бесконечные расчеты и пересчеты. Формулы говорили, что дальность должна быть по крайней мере вдвое большей, а таблицы, в которые заносились данные, упрямо опровергали теоретические выкладки.
Больше всех переживал Вениамин Львович. Судя по всему, приближался момент, когда предстояло окончательно перечеркнуть его пятилетний труд. А для ученого-исследователя это тяжкий момент.
- Невероятно! Совершенно невероятно! - восклицал он, сжимая голову руками. - Сколько израсходовано государственных средств! И все, кажется, напрасно. Надо было предвидеть такой финал и не обольщаться иллюзиями.
Мне вспомнилось, как возражал против дальнейших испытаний установки по морским целям профессор Грановский на совещании в ВЭИ. Казалось бы, оп, как автор разработки, должен был занимать диаметрально противоположную позицию. А Вениамин Львович решительно требовал прекращения опытов, полного и окончательного закрытия заказа.
Миновал июнь 1934 года. Он не принес ничего нового. Все то же необъяснимое расхождение между теоретическими выкладками и реальными итогами. В нашем распоряжении оставался еще месяц. Разумеется, можно было просить о продлении испытаний, но для этого нужны были веские основания. А их, объективно говоря, как раз и не находилось. Трудно предугадать, чем завершилась бы эта полоса неудач, если бы на форт "К" неожиданно не прибыл сам командующий флотом.
