Несмотря на то, что старший лейтенант готов был исполнить любую просьбу, Охлопков не стал требовать выделения в помощь ни наблюдателя, ни напарника, тем паче отделения для поддержки. Зато Федор, пытаясь определить, откуда мог вести огонь вражеский снайпер, осмотрел рану его последней жертвы. Затем пошел в землянку, поел там и лег спать.
Когда проснулся, было около четырех утра. Он подогрел на примусе чай, часть попил, часть налил себе в флягу. Взял пару обойм. С облегченной экипировкой дошел до правого фланга. Здесь по свету снега определил куда ему идти и, не торопясь, стал ползти в сторону нейтральной зоны.
В поединке, просто говоря, в охоте двух снайперов друг на друга, говорят, что главное, это крепкие нервы и уменье бить без промаха. Остальное, дескать, дело наживное. А тут ползешь и не знаешь, что тебя ожидает в двух-трех шагах. Он ползет по гребню: снег мельче и идти легче. В конце длинного гребня снега стало больше и Федор понял, что он заходит в ту самую низину, которую облюбовал еще днем. Дав изрядный круг, из низины вышел в лес. Кругом тихо. Тихо до странности. Слышен стук собственного сердца. И ни шороха. Хоть бы ветер поднялся…
Федор осторожно, чтоб не задеть за сучок и нечаянно не наступить на сухую ветку, стал тихо передвигаться в глубь леса. Вскоре он остановился и, нагнувшись, принялся рассматривать лыжню. След твердый, вчерашний. Недалеко от той лыжни Федор набрел на укромное место и стал всматриваться вокруг. Справа от него стояло дерево, непохожее на остальных: крона более пышная, да снега на ней мало. Если тот, как убедил себя уже вчера, «кукушка», то ему на этом дереве и сидеть. Федор еще раз прислушался, постоял немного в гнетущей своей невозмутимостью тишине, затем, решив выждать своего противника именно здесь, тихонько лег.
Наконец, на стороне немцев завели мотор, потом оттуда же донесся стук топора. И, как ни странно, эти отголоски присутствия поблизости людей Федора чем-то немного успокоили. Даже начал было дремать, но утренняя стужа дала о себе знать. Федор вынул из-под пазухи флягу и глотнул теплого густого чая. Затем, уткнув нос в воротник шубы, долго отлеживался. Где-то бухнул минометный снаряд. С той и с другой стороны то начинался, то умолкал треск перестрелки.
Вдруг в лесу раздались звуки, насторожившие Федора. Это был скрип лыж. Оч или разведка? Скрип послышался сзади. Чуть приподняв голову, Федор обернулся и увидел, что лыжник один. В одиночку в разведку вряд ли пойдет. Или остальные за ним идут? Нет, это не разведчик. Ружье с оптикой. Это он… Остановился, снял лыжи, какую-то коробочку положил у ствола той самой сосны и стал подниматься по ее стволу вверх. Хорошее себе свил гнездо. Как сел, так и исчез. Вдобавок густые ветки мешают. Федору тут стало не по себе: "Но нет, теперь я тебя не упущу. Пусть кто угодно придет на помощь. ассистент или рота, спасу тебе не будет". А сверху четко доносится его голос: "Ахтунг! Ахтунг!" Ишь, переговаривается, доложил-таки о своем прибытии. "Ну-ну, сиди пока…" — успокаивает себя Федор. А у самого голова трещит от мыслей, идущих бесконечным потоком. Фу, ты. Обиднее не придумаешь: нашел-таки эту проклятую «кукушку», а как бы она тебя самого не прикончила… Передвинуться бы, да шуму можно наделать.
Время проходит медленно, держа нервы в напряжении. Ох… Чем ждать так, Федор предпочел бы идти на медведя-шатуна с голыми руками. В родных местах с утра точно в это время ходил он смотреть наставленные на зайца и другую дичь самострелы и силки. Когда по пути попадалась белка, он спокойно обходил то дерево, на которое она поднялась, становился с той стороны, чтоб виден был лишь кончик мордочки, и тогда стрелял, чтоб не портить шкурки. Какая же это была легкая забава! А здесь на дереве — фашист. Он обойти себя не даст, хотя его шкурку Федор беречь не собирался. "Как же так, что-то должно быть видно от дьявола этого!" Федор приподнял винтовку и направил оптику на гнездо, где сидел противник. Тут-то увидел голенище! Теперь уже легче: примерно понятно, где туловище, где голова.
Прошло десять минут, затем еще полчаса. Ни одну дичь Федор столько не стерег. Осенью на сохатого ходил. Но лось это же… Постой! Вдруг из «кукушкиного» гнезда раздался выстрел. "Дождался-таки!" — Федор вскочил и быстро подался вправо. Фриц, услышав треск сучьев, стал поворачиваться в сторону грозящей опасности, но было уже поздно: снизу тут же раздался выстрел.
Набрав полную грудь воздуха, Федор крякнул и сплюнул. Затем дошел до сосны и с удивлением увидел, что тот висел на веревке, которой обвязался для страховки. Из его вещей вниз, ничего, кроме шапки не упало. А рация у него стояла у самой сосны. Маленькая такая. И антенна не длинная. Федор кинжалом обрезал шнур и, раскрутив антенну, привязал аппарат к поясу.
Теперь можно отправляться к своим.
Когда средь бела дня переполз нейтральную и дошел до расположения 3-й роты, старший лейтенант с радостью выслушал доклад Охлопкова.
— Это его лист? С шапки взял? И рацию доставил. Молодчина! — И поздравил его не по-уставному, взяв в объятия. — «Кукушка», значит? Значит, все с ним? Ишь, как здорово!
Командир повел Федора в свой КП и спросил:
— Выпить дать?
— Нет, товарищ командир. Если найдется, дали бы мне мяса? Суп крепкий хочется похлебать. Мы, якуты, суп с мясом любим.
Старший лейтенант сначала удивился необычной просьбе, но тут же приказал своему сержанту сварить на кухне суп и принести Охлопкову. Наевшись как следует, Федор лег спать.
На следующий день в штаб 1-го стрелкового батальона поступило донесение о том, что Охлопков уничтожил одного снайпера противника. Сам Федор был очень доволен прошедшей дуэлью: был риск, был расчет и в поединке с настоящим матерым снайпером он одержал верх.
Старик сегодня проснулся раньше обычного. Вопреки обыкновению, полежал на кровати с открытыми глазами.
Сон-то странный какой… Когда его мать рожала Федора — младшего, он, находясь в другом доме, услышал во сне четкий человеческий голос: "Родился мальчик с саблей на правом предплечье". Сегодня, под утро увидел во сне брата, изгоняющего саблей черную рать, которая пыталась колдовской пеленой затмить солнце. Что с ним? Неужто дурная весть придет? Ох-ох, как долго и тяжело идет война!..
Павел Баланов, молодой парень, уходя в армию, не уставал повторять: месяца через два вернемся с победой, к нашему приезду самовар не забудьте поставить.
Куда там. Полтора года с лишком идет эта война. Все же счастливый этот Павел: раненого и умирающего так далеко везли, прямо до родного дома. Он, Павел, единственный из ста с лишним человек, отправленных на войну из их села, получил медаль.