Глава XVIII
Я ДОЛЖЕН ОТСТУПИТЬ В ТРАНСВААЛЬ ПЕРЕД НЕСМЕТНЫМИ ПОЛЧИЩАМИ АНГЛИЧАН
Как уже было сказано, 15 июля я вышел со своими отрядами из-за гор через Слаббертснек. При мне были члены правительства, 2600 бюргеров и — увы! — 400 повозок. Как я ни старался, я не мог от них отделаться. В ту же ночь мы прошли мимо колонны, пришедшей после полудня из Вифлеема, и добрались до фермы, лежащей в 6 милях к востоку от Каферскопа.
На следующий день мы столкнулись с англичанами, шедшими в Витнек. Они выслали вперед часть конницы, чтобы высмотреть, куда мы идем и чего мы хотим. Они уже знали о нашем переселенческом походе (trek), который для меня был очень горек, так как лишал меня всякой возможности осуществить мое страстное желание — так или иначе напасть на английские войска.
Кроме маленьких стычек в этот день не произошло ничего. Ни мы, ни англичане не произвели нападений.
Вечером мы пошли к востоку от Линдлея и пробыли там весь следующий день; а на другой день вечером снова двинулись дальше до фермы Риверсдаля, в ночь же на 18 июля мы были на ферме г-на Томаса Ноде к северо-западу от Линдлея, откуда все англичане ушли, направившись в Вифлеем.
19-го числа я получил сведения от моих разведчиков, что англичане в числе приблизительно 400 человек идут на Линд-лей. «Эти должны попасть в наши руки», — думали мы. Но вслед за тем я получил новые сведения, что огромная часть кавалерии, 6000—7000 человек, приближается по направлению от Вифлеема. Пришлось отказаться от мысли захватить четыре сотни врагов. Мы повернули на восток, чтобы избегнуть встречи с семитысячной английской кавалерией. Вечером мы были на ферме г-на К. Вессельса в Ривирплатце. Оставаться там на следующий день оказалось невозможным, так как англичане приближались по направлению от Роодеваля; тогда мы пошли к Гонингспрейту до фермы Паарденкрааль.
На следующий день, 20 июля, мы выступили с обозом дальше, а я с президентом и другими членами правительства остались на высоком холме, чтобы лично высмотреть все, что было можно. Мы приняли предложение г-на Вессельса зайти к нему в дом позавтракать. Тут пришел ко мне генерал Пит Девет с вопросом: неужели я не потерял еще надежды и буду дальше продолжать борьбу с неприятелем?
Я страшно рассердился.
— С ума ты сошел или нет?! — сказал я ему.
Я нарочно упоминаю слова, которые тогда употребил; если бы я этого не сделал, то это было бы с моей стороны нечестно.
Произнеся эти слова, я повернулся и ушел в дом, не зная
о том, что Пит Девет немедленно ускакал, решив избрать для себя иной путь.
После непродолжительного завтрака мы сошли с высокого холма и отправились вслед за главными силами. В 12 часов мы расположились отдыхать.
Тут я услышал от моих сыновей, что генерал Пит Девет, уходя, сказал им, что в эту ночь мы все будем пойманы у железной дороги. Он, конечно, не знал, где и как я собирался перейти в эту ночь железную дорогу, и судил исключительно по тому, что видел, т. е. знал лишь то направление, по которому я вел своих бюргеров.
В 2 часа я уже имел сведения о том, что англичане подходят к нам с двух сторон: одна часть была в 6 милях слева, другая — в 8 милях справа от дороги, по которой мы шли.
Я немедленно приказал собираться в путь.
Обоз в 400 возов и повозок! Какая это невероятная обуза! И как деморализирующе действовала она на бюргеров! Мое терпение было напряжено до крайней степени. Не только нельзя было, имея такую обузу, скоро двигаться, но и во время сражения случалось, что что-нибудь задерживало бюргера у возов и он не сразу попадал на поле битвы.
Мы достигли фермы г-на Гендрика Серфонтейна у Дорн-спрейта; пока мы там оставались, выжидая темноту, пришли ко мне несколько бюргеров (не мои разведчики) и сообщили, что у станции Гонингспрейт и у Каальлагте стоит лагерь англичан.
Это обстоятельство испугало президента и членов правительства, потому что если бы это была правда, то нам нельзя было бы перейти через железнодорожную линию иначе как после сильной стычки, и, кроме того, мы подвергались бы опасности быть взятыми в плен.
Но я не беспокоился о том, что эти бюргеры мне говорили. Я знал только своих разведчиков, на которых я мог вполне положиться, и поджидал их. А потому сказал и президенту, что если бы была некоторая доля правды в том, что они говорили, то мне бы, конечно, дали об этом знать мои разведчики, которых я еще утром посылал по тому же направлению. И действительно, появился сперва разведывательный отряд капитана Схеперса, который исследовал все впереди нас, а затем и капитан Терон, разузнавший обо всем в тылу нашего лагеря. Оба нашли линию свободною от неприятеля, или «хорошею» (schoon), как мы говорим; виднелось только несколько неприятельских палаток у станции Гонинг и у Каальлагте к северу от Серфонтейна. Это несколько успокоило президента и членов правительства.
Я должен был для того, чтобы избежать главных сил англичан, преследовавших меня, перейти железнодорожную линию и потому сделал к этому все нужные приготовления. С этою целью я оставил на берегу Дорнспрейта отряд, который должен был задерживать англичан до перехода нами железной дороги. Затем я стал ждать темноты, которая опять должна была прийти нам на помощь.
Как только стемнело, я уставил наши возы по четыре в ряд и приказал трогаться в путь, разместив бюргеров в виде охраны с каждой стороны возов, а также группы впереди и сзади обоза. Непосредственно за авангардом следовали президент и я.
Минут за двадцать не доходя железной дороги, я отъехал от обоза и приказал разделиться на два крыла, в расстоянии трех миль одно от другого, и таким образом идти к Серфонтейну.
Подойдя совсем близко к железнодорожной линии, я приказал авангарду остановиться, а сам с 15 бюргерами поскакал, чтобы перерезать проволоку.
Пока мы были заняты этим делом, мимо нас полным ходом прошел поезд с юга. У меня ничего не было с собой, чтобы взорвать его на воздух или заставить сойти с рельсов. Единственно, что мы могли сделать, — это положить под поезд найденные в темноте камни. Но локомотив сдвинул их в сторону, и поезд прошел невредимым. Стрелять я не позволил, потому что если бы в ответ на это стали стрелять в мой обоз с фронта, то это могло бы привести моих бюргеров в большое замешательство.
После прохода поезда мы благополучно перешли через линию.
Только что исчез последний вагон, как я получил извещение, что капитан Терон несколько южнее нас взял в плен поезд. Послав обоз вперед, я отправился сам посмотреть, в чем было дело.
Подойдя ближе, я узнал, что поезд остановился вследствие порчи тормоза, что немедленно после остановки англичане стали стрелять в бюргеров и что вскоре капитану Терону сдались 98 человек, из которых четверо англичан, а также один бюргер были тяжело ранены.
