Алексей Михайлович был незаурядным анекдотистом и крайне счастливым на приключения. Про него всегда ходила за кулисами и в публике такая масса рассказов, что упомнить хотя бы десятую часть их не было никакой возможности, что очень жаль, так как большинство из них характерны и обрисовывают Максимова со всеми его слабостями рельефно.
Особенно забавен один факт, приключившийся с ним в молодости, вскоре по выходе из театральная училища, когда он был уже отмечен начальством и публикой, как талантливый актер, и имел выдающейся успех.
Будучи незанятым в каком-то спектакле, Максимов находился в «публике». В один из антрактов он пошел в курильную комнату, помещавшуюся возле буфета, чтобы затянуться «жуковым». Спокойно уселся в кресло, набил табаком трубку и стал поджидать кого либо с раскуренной уже трубкой, чтобы воспользоваться огнем и раскурить свою.
Через несколько минут входит пожилой человек невзрачного вида и в потертой одежде. Максимов принимает его за буфетного лакея и важно приказывает:
— Эй! Подай мне огня!
— Сию минуту, — отвечает вошедший и скрывается за дверьми, из-за которых почти сейчас же возвращается, но уже с зажженной бумажкой.
Алексей Михайлович не торопясь раскурил свою трубку и сказал:
— Спасибо, любезный.
Мнимый лакей бросил бумажку на пол, затоптал ее и, к удивлению Максимова, опустился на соседнее кресло. Алексей Михайлович хотел было сделать ему внушение за неприличное поведете, но тот предупредил его, смело сказав:
— Эй, подай мне стакан воды!
Максимов тут только понял, что прислуживавший ему человек — не лакей. Он опешил, растерялся, но, быстро оправившись, вскочил с места и побежал в буфет. Возвратившись через мгновение со стаканом воды на подносе, он с почтительным видом встал перед незнакомцем и услужливо проговорил:
— Пожалуйте!
Невзрачный господин не торопясь выпил воду и тоном Максимова сказал:
— Спасибо, любезный.
Когда Алексей Михайлович направился с опорожненной посудой в буфет, загадочный незнакомец остановил его вопросом:
— Вы, вероятно, не откажетесь возвратиться сюда побеседовать со мной?
— С удовольствием! — ответил на ходу Максимов и через минуту сидел уже около невзрачного господина, который наставительным тоном говорил ему:
— Очень жаль, что вы лишены воспитания. Неужели некому было внушить вам правила приличия, без чего успех в свете невозможен? Вы, молодой человек, только что вступаете в жизнь, поэтому сегодняшний мой урок вам будет не бесполезен. Вы занимаете известное общественное положение (я вас знаю, вы актер Максимов), на вас обращают внимание и даже некоторые подражают вам, значит, вы служите примером, а уж если быть примером, то нужно быть хорошим, не иначе. Следовательно, вам надлежит знать деликатность более, чем кому-либо. Деликатностью вы можете много одолеть преград, которые сплошь и рядом будут попадаться вам на жизненном и служебном пути… Если вы желаете, чтобы вас уважали, то умейте е и сами уважать. Это неоспоримая житейская аксиома. Кстати, запомните, что следует уважать человека, а не его платье!.. Не забывайте же всего этого, вам пригодится… А теперь познакомимтесь, как следует, и будем добрыми знакомыми… Вас я знаю, а мне позвольте отрекомендоваться: граф Завадовский.
После этого урока Максимов стал избегать графа, а если как-нибудь неожиданно и сталкивался с ним, то так чувствовал себя нехорошо, что Завадовский даже принужден был задавать ему вопрос:
— Здоровы ли вы?
Вскоре после представления «Гамлета», который в исполнении Максимова был впервые на Александринской сцене безукоризненным, шла переводная комедия «Любовь и предрассудок». Главная роль в ней актера Сюливана была поручена Алексею Михайловичу, поклонники которого воспользовались одною фразою из его роли и устроили ему громадную овацию, совершенно неожиданную и особенно растрогавшую артиста.
После слов:
— Я играл Гамлета и сам чувствовал, как я был велик в этот вечер!
Раздались оглушительные аплодисменты и на сцену посыпались из литерных лож в бесчисленном количестве венки и букеты. Около четверти часа продолжались рукоплескания и крики толпы. Другой такой овации в заурядном спектакле я не помню…
Этот случай прекрасно иллюстрирует отношения публики к любимому артисту. Я с особым удовольствием вспоминаю старое время, когда публика умела выражать свои чувства не только на словах, но и на деле…
9-го февраля 1864 года дебютировала в Александринском театре Брошель. Первый ее выход был в роли Лизы Фоминой, в комедии того же названия. Молоденькая и талантливая актриса сразу завоевала любовь публики. Театралы возложили на нее большие упования и надежды, все пророчили ей блестящую будущность. Она играла с увлекательною веселостью и с заразительным юмором в комедии, а в драматические роли вкладывала душу и чувства. Нервы ее всегда были в напряжении, она жила на сцене жизнью действующая лица, и это производило глубокое впечатление на зрителей. Она очень хороша была в «Лизе Фоминой» и «Семейных расчетах», но положительный фурор Брошель произвела третьим дебютом в комедии Островского «Бедная невеста». Марья Андреевна в ее исполнении вышла вполне законченным типом, без малейших недостатков. После этой роли она была окончательно признана талантом, и все лучшие роли перешли к ней. Она тем более была дорога для Александринской сцены, что задолго до ее появления не было в драматической труппе мало-мальски сносной артистки на амплуа ingenue-comique или dramatique, да и после ее исчезновения с подмостков также продолжительное время не находилось подходящей артистки. На смену ей явилась М.Г. Савина, но через восемь лет после ее ухода со сцены.
Брошель была худенькая, маленькая, но подвижная и изящная. Она только два года играла, на третий, в самый разгар ее деятельности и успехов, ей было предписано докторами отказаться навсегда от сценической карьеры. Порок сердца требовал спокойствия и продолжительного лечения. Последний выход Брошель был в первое представление драмы Островского «На бойком месте». Она играла Аннушку. Это было в конце 1865 года. Никто из публики не ожидал, что видит симпатичную артистку в последний раз. Во втором представлении «На бойком месте» ее заменила Струйская 1-я… После этого лет пять Брошель появлялась в театрах, в качестве зрительницы и, наконец, в 1871 году скончалась. Похороны ее были скромные: немногие шли за ее гробом.
Не смотря на кратковременное пребывание Брошель на сцене и на ограниченное число сыгранных ею ролей, имя ее театралам памятно и в закулисной хронике прошедшего очень заметно.
