Во время описываемой истории я заметил, что, готовясь к постановке фильма, Рязанов вроде бы даже и не понимает, что у меня могут быть свои отдельные интересы. Причем интересы не только творческие (по этой части у нас тоже были некоторые расхождения), но и всякие другие, включая финансовые. А мосфильмовское начальство меня и вовсе в расчет не принимало, даже не знаю уж почему.
На переговорах в Лондоне Эрик Абрахам по моей просьбе включил в число условий для сотрудничества выдачу мне постоянной или многократной (по крайней мере) визы. Ему было высокомерно отвечено, что вопрос о визе относится к числу не имеющих отношения к делу. Ответ не только нахальный, но и совершенно неделовой. Потому что одного этого ответа для меня лично было бы достаточно, чтобы прекратить с такими партнерами всякие отношения.
Да, приступая к работе с Эльдаром Рязановым, я был рад, что фильм по моей книге будет делаться талантливым русским режиссером, по-русски и на русской земле. Ради этого я до известной степени готов был пренебречь своими материальными интересами. Но я-то это сотрудничество рассматривал как первый шаг к моему, пусть не полному (дело не в месте жительства), но достойному возвращению в Россию.
А если этого нет, и нет даже гарантированного права приехать на премьеру и передвигаться по стране, и посетить родные места и могилы, то мне в такой стране никакой фильм не нужен. Пусть уж будет английский, американский или какой получится.
В своей статье Эльдар Рязанов упрекает меня: я не выразил сожаления, что фильм по моему роману не состоится в России. Что делать, Эльдар Александрович! Устал я, право, сильно устал просить, благодарить и выражать сожаления. Жаль, конечно, но что там фильм — вся моя жизнь, можно сказать, не состоялась в России.
10 декабря 1989
Приложение 13
Гимн Российской Федерации (неутвержденный)
Музыка А. Александрова, слова В. Войновича
Распался навеки союз нерушимый,
Стоит на распутье великая Русь…
Но долго ли будет она неделимой,
Я этого вам предсказать не берусь.
К свободному рынку от жизни хреновой
Спустившись с вершин коммунизма, народ
Под флагом трехцветным с орлом двухголовым
И гимном советским шагает вразброд.
Славим отечество у каждого столика,
Где собирается нынче народ,
И горячо обсуждает символику
И не имеет важнее забот.
Когда-то под царскою властью мы жили,
Но вот наступила заря Октября.
Мы били буржуев и церкви крушили,
А также поставили к стенке царя.
Потом его кости в болоте достали,
Отправили в Питер на вечный покой.
Простите, товарищи Ленин и Сталин,
За то, что дошли мы до жизни такой.
Сегодня усердно мы Господа славим
И Ленину вечную славу поем.
Дзержинского скоро на место поставим,
Тогда уж совсем хорошо заживем.
Всем выдадим всё: офицерам — квартиры,
Шахтерам — зарплату, почет — старикам.
А злых террористов замочим в сортире,
Ворам-олигархам дадим по мозгам.
Коррупционеров загоним в Бутырку,
Чтоб знали, насколько закон наш суров.
Зато мужикам раздадим по бутылке,
А бабам на выбор дадим мужиков.
Символику примем, заплатим налоги
И — к светлой заре по прямому пути.
Вот только б опять дураки и дороги
Нам не помешали до цели дойти.
Славим отечество у каждого столика,
Где собирается нынче народ,
И горячо обсуждает символику
И не имеет важнее забот.
«Континент» и «Русская мысль».
Максимов забыл, что о нежелании Владимова меня печатать мне говорил именно он.
Наверное, имелся в виду НТС. А может быть, ЦРУ.
Теща Владимова. — В.В.
Es brennt hier (нем.). — Здесь печет.
Es brennt hier (нем.). — У меня есть о чем.
Eine Spritze (нем.) — укол.
Sehr hubsch (нем.) — очень красивая, прелестная.
Wie geht es? (нем.) — Как дела?
Ich kann nicht sprechen (нем.). — Я не могу говорить.
Борис Стукалин. В описываемое время председатель Государственного комитета по делам печати, издательств и книжной торговли.
Как я потом узнал, этот абзац моего письма учредителей агентства как-то смутил. Считаясь формально общественной организацией, они де-юре не имели права заниматься внешней торговлей. Но законом они легко пренебрегли, тем более что де-факто были не общественной организацией, а спецслужбой КГБ. — В.В.
Джордж Мини — в то время лидер американских профсоюзов, которого советская пропаганда представляла как отъявленного реакционера и врага разрядки.
Я смутно помнил, что мой адресат участвовал в проработке «метропольцев» (Аксенова и других), но не знал, что у него в подобных делах большой опыт, что он вместе с другими улюлюкал вслед высланному Солженицыну, а еще раньше Пастернака называл тараканом и сравнивал с тифозной вошью, боясь при этом, что вошь обидится.
Увы, так было. — В.В. 2009.
Я в это время был лицом без гражданства.
Юрий Поляков.
К моменту написания статьи я еще не знал, что в КГБ уже заведено на меня новое дело оперативной подборки.
