Четвертым в нашей компании был друг и коллега Владимира Семеновича Сева Абдулов. Отнесся он ко мне настороженно, холодно и ревниво. И не без оснований — я таки оправдал его худшие опасения. Вадим Туманов торжественно достал свой сувенир — большую копченую оленью ногу! Под вопли восторга мы, пощадив заграничную вкуснятину, набросились на российский деликатес. Володя отрезал себе здоровые куски, наворачивал будь здоров. Мы вроде не отставали, однако кусок не лез в горло. Я умоляюще смотрел на Туманова, но тот словно не замечал моих взглядов. Пришлось пойти ва-банк!
— Не, мужики, не по-русски получается: в одиннадцать ночи сидят четыре амбала, едят мясо, как сектанты или заговорщики. Правильно вас, москвичей, КГБ шпыняет. Давайте хоть для конспирации…
Рассмеялись. А Высоцкий вроде как оправдывается:
— Старик, клянусь — в доме ни капли! Севка не даст соврать.
Вот где она пригодилась — провинциальная предусмотрительность. Все мы непьющие, а какой-нибудь паршивенький коньячишко всегда найдется, на всякий пожарный случай! Мы разлили чисто символически, буквально по 15 капель. И я поднял стакан и сказал:
— Володя…
И захлебнулся от нахлынувших чувств…
Где-то около часу ночи раздался звонок — Высоцкого ждали в какой-то артистической компании. На прощанье я еще раз обнаглел. Смерть не люблю автографы, а тут — будь что будет!
— Какой разговор, старик! — Он достал стандартную открытку и быстро подписал ее…»
27 марта Высоцкий дал концерт в Доме культуры Парижской коммуны, в клубе «Диапозон». Организаторам концерта он обещал, что специально споет новые вещи, но потом про свое обещание забыл и сыграл старый репертуар. Еще он обиделся на одну из записок, присланную ему из зала, где некий зритель позволил себе сделать несколько замечаний по его песням. Замечаний было два: Высоцкий пел «в 41-м под Курском я был старшиной», а битва на Курской дуге, как известно, была в 43-м, и Фернандо Кортеса Высоцкий называл то Эрнандо, то Фернандо.
На следующий день герой нашего повествования дал концерт в столичной школе № 779.
5 апреля состоялся концерт Высоцкого в ДК имени В. Чкалова, два дня спустя — в МИЭМе.
9 апреля в «Литературной газете» был напечатан юмористический рассказ Лиона Измайлова «Синхрофазотрон». Речь в нем шла о том, как взаимно выручают друг друга представители интеллигенции и сельские жители. Например, артисты из симфонического оркестра по осени едут в подшефный колхоз убирать картошку, а зимой колхозники приезжают в город на помощь артистам. А еще в подшефных у колхозников есть атомные физики, которым они на днях будут ремонтировать… синхрофазотрон. Прочитав этот рассказ, Высоцкий нашел в нем прямые заимствования из своей старой песни «Товарищи ученые…» И на одном из концертов, состоявшемся в те дни, не преминул поделиться своими мыслями со зрителями: «Недавно открываю „Литературную газету“, смотрю сразу 16-ю полосу и вижу… Написан рассказ, где слово в слово пересказано содержание моей песни. Наверное, этот человек решил, что теперь можно, и начал шпарить — ну просто один к одному…»
10 апреля Высоцкий выступил с концертом в ВПТИ тяжелого машиностроения, что на 3-й Мытищинской улице в Москве. Два дня спустя — в Доме ученых города Троицк Московской области (41-й км).
13 апреля он в последний раз в своей жизни сыграл в спектакле-концерте «В поисках жанра». В тот же день им был дан концерт в ДК МАИ.
На следующий день Высоцкий присутствует на открытии чемпионата Москвы по карате, куда его пригласил один из самых именитых советких каратешных тренеров Алексей Штурмин. Вместе с Высоцким там была и Оксана Афанасьева. Вечером того же дня наш герой дал концерт в Академии химзащиты имени С. Тимошенко.
16 апреля Высоцкий приезжает в Ленинград (один из редчайших приездов его в этот город за последние несколько лет, поскольку тамошним властям он крайне неудобен; в последний раз он выступал там в ноябре 76-го). Он и в этот раз вряд ли бы приехал, если бы не просьба руководства Большого драматического театра, которое имеет свой блат в обкоме и сумело пробить его концерт в малом зале. Кроме этого, Высоцкий не смог отказать телережиссеру Вячеславу Виноградову, собиравшемуся включить фрагменты этого концерта в свой новый фильм «Я помню чудное мгновенье». Эта съемка также станет для Высоцкого последней в жизни. Что касается ее показа в фильме, то ее оттуда вырежут. И только несколько лет спустя (уже при генсеке Юрии Андропове) Виноградову удасться вставить ее в другой свой фильм — «Я возвращаю Ваш портрет».
Будучи в Ленинграде, Высоцкий навестил своего друга Кирилла Ласкари (сводного брата Андрея Миронова). Последний вспоминает:
«Я был в цирке: кажется, ставилась пантомима „Руслан и Людмила“. Меня позвали с манежа к телефону. Звонила Ирина, передала трубку Володе. Он просил немедленно все бросить и ехать домой. Я не мог: ставился номер, связанный со всей труппой. „Что-нибудь случилось? Вовочка…“ — „Охота к перемене мест, — рассмеялся он. — Давай скорей“.
Когда через два часа я вошел в квартиру, его уже не было. На столе лежала цирковая программка, на ней стихи:
А помнишь, Кира, — Норочка,
Красивая айсорочка?
Лафа! Всего пятерочка,
И всем нам по плечу…
Теперь ты любишь Ирочку
И маленького Кирочку.
А я теперь на выручку
К Мариночке лечу.
Почерк неуверенный. Не его. Ошибки. Ира рассказала: просил шприц. Такового в доме не было. На ее вопрос «зачем?» — сослался на горло: плохо со связками. Пошли с Ирой на бульвар Профсоюзов, в косметическую поликлинику. Одна из сестер его узнала и дала шприц. Дома ушел в ванную комнату и плотно закрыл дверь. Оттуда до Иры доносился его хрип. Потом поцеловал ее и умчался обратно в Москву…»
18 апреля Высоцкий дает концерт в Москве, на улице Олений Вал.
В эти же дни у себя дома он делает свою последнюю запись с музыкантами: записывает песню «О конце войны», которую предполагалось включить в фильм «Мерседес» уходит от погони», работа над которым завершалась на Киностудии имени Довженко. Однако судьба этой записи будет печальной — в фильм ее не возьмут.
Памятуя об обещании, которое он дал в Венеции своей жене, Высоцкий в конце апреля предпринимает очередную попытку перехитрить болезнь. Он обращается за помощью к врачу Института скорой помощи имени Склифосовского Леониду Сульповару. Тот вспоминает:
«И я начал искать, что можно еще сделать. Единственный человек, который этим тогда занимался, был профессор Лужников. К нему я и обратился… У меня была надежда большая — и я Володю в этом убедил, что мы его из этого состояния выведем. Лужников разрабатывал новый метод — гемосорбцию (очистка крови). Я договорился…»
