Слышать обо всем этом было мучительно больно.
Удивительная судьба у этого спектакля. Начинала его я с Варпаховским. Первым предал спектакль именно он, я понимаю, у Варпаховского было много другой, более интересной работы, много замыслов, «Миссис Сэвидж» для него проходная работа, но все равно режиссер не должен оставлять без присмотра свое детище, забывать о нем. Появлялся бы хоть раз в месяц, смотрел, во что превратили.
Без присмотра начали бесконечные вводы. Ладно бы удачные, а то вводили того, кто под руку подвернется или от других ролей свободен. Так неожиданно пришлось менять доктора Эммета, когда Михайлов, игравший эту роль, заболел. С ним в очередь никого, когда сможет выйти из больницы сам Константин, неизвестно.
В таком случае обычно выход простой – замена спектакля. Но только не с «Миссис Сэвидж». На этот спектакль билеты продавали с нагрузкой, люди выстаивали огромные очереди. Разве можно их обмануть?
Завадскому хоть бы что, распорядился заменить молодым актером, который мало занят в остальных спектаклях. Не буду говорить кем, он и без того получил свою порцию выговоров. Замена была такой, что я едва не получила инфаркт! Если актер и выучил текст, то, как это часто бывает, стоило шагнуть на сцену, забыл его напрочь. Приходилось подсказывать нечто вроде:
– Доктор, может, вы хотите меня осмотреть?
Доктор судорожно кивал, глядя безумными глазами:
– Да, хочу.
А что делать дальше, не знал.
Но когда он еще и сказал: «Если вы хочите, можете остаться», публика от этого «хочите» взвыла. А мне понадобилось ведро валерьянки.
Варпаховскому наплевать, может, он и хороший режиссер, очень хороший, но зачем же наверстывать упущенное не по вине зрителей и актеров время за их счет. Варпаховский ставил сразу три новых спектакля: «Дни Турбинных» во МХАТе, «Оптимистическую» в Малом и большое водное представление в цирке. Ему было не до второго состава спектакля в Моссовете. Режиссер сразу заявил, что репетировать еще с одним составом не будет.
Завадскому тоже не с руки, спектакль есть, готовить со вторым составом свой вариант нелепо, повторять то, что уже сделано, мэтру не с руки, спектакль, дающий такие сборы, брошен на произвол судьбы. При малейшем сбое играть некому.
Изначально на роль доктора утверждали и Сергея Годзи, у этого опыта больше, и таланта тоже. Но Сергей во втором составе играть не желал, а потому к роли не притрагивался. Конечно, ему обидно быть простой заменой у Константина Михайлова, но спектакль-то надо спасать!
Я устроила скандал Завадскому и Лосеву, а потом сама позвонила Годзи, умоляя не дать погибнуть от инфаркта. Понимаю, как нелегко ему было согласиться, если бы предложили сразу или хотя бы сразу после болезни Михайлова, но наше «мудрое» руководство любит показывать актерам, какое они ничтожество!
Сколько раз за те дни я вспоминала Мишу Ромма, который умел работать с актерами, оберегая их. Умный режиссер всегда так и поступает: неужели не ясно, что как бы ни была великолепна режиссерская задумка, воплощать ее актерам, и если они тебе не друзья, если им трудно и плохо работается, они никогда не выполнят твой замысел полностью?
А вот если режиссер умеет понять играющих у него актеров, помочь им, тогда и отдача будет. Можно сколько угодно ругаться, кричать, топать ногами, но если нет взаимодействия всех участников процесса, до идеала не дотянуть ни за что.
Сергей Годзи вошел в спектакль, но второго состава так и не появилось. Нервничать перед каждым спектаклем, проверяя, жив ли тот, кто должен выйти с тобой на сцену, в каком он или она состоянии, нет ли сбоев, и не будет ли их во время действия.
Я слишком стара для этого, потому, когда Завадский предложил на роль миссис Сэвидж Орлову, согласилась. Об этом я уже писала.
У меня уже был другой спектакль – «Дальше – тишина».
Эту пьесу нашел Лев Федорович Лосев, директор Театра имени Моссовета. Он был заботливым администратором, часто принимал огонь на себя, старался как-то помочь всем, кто служил в театре. Я его единственного из директоров любила.
Мало того, Лосев показал «Уступите место завтрашнему дню» Вины Дельмар Анатолию Эфросу. Эфрос сразу представил нас с Ростиславом Пляттом в главных ролях, и пьеса состоялась, получив название «Дальше – тишина».
Эфрос, как и Варпаховский, был не моссоветовским режиссером. Уже одно это настораживало меня. Я тысячу раз повторяла, что ненавижу режиссеров, а они платили мне взаимностью. И с Эфросом мы сработались не сразу.
Я строптива и резка, остра на язык и даже привередлива, но, если чувствую, что человек заинтересован не в овациях собственной персоне, а в результате, что ему не все равно, какой получится сцена, но правит ее режиссер не по своему капризу, а по логике развития действия, я готова подчиниться.
А уж когда выяснилось, что для Эфроса сама репетиция, рождение и шлифовка спектакля, ролей, действия – главное, я в него влюбилась. Он создатель, а не постановщик, это не одно и то же. Творил сам и помогал творить актерам. Не боялся признаваться, если не получалось, если не знал, как дальше, не видел сцены, развития, не понимал, как решить ту ил иную мизансцену.
Когда режиссер честно признается актерам: «Я в тупике», а не диктует черт его знает что, только чтобы скрыть свою растерянность, не корчит из себя гения неординарной постановки, чтобы скрыть пустоту замысла, это вызывает желание работать, выходить из тупика вместе.
Эфрос покорил меня своим желанием работать, своей открытостью к творчеству, признанием творчеством не только собственные потуги, что часто бывает даже у именитых режиссеров, а и актерские старания тоже. Встреться мне такой режиссер раньше, я бы играла и играла у него, не капризничая и не выдвигая никаких требований.
Сама пьеса великолепна, американцы зря ее не оценили, говорят, на Бродвее она едва вытянула сезон. Вернее, великолепна не столько пьеса, сколько тема и предложенное решение.
Люси и Барклей Куперы – очень пожилая пара, вырастившая пятерых детей, все отдавшая ради их воспитания, становления, помогавшая и не жалевшая ради детей ничего. Чтобы раздобыть средства, они в свое время заложили большой дом Куперов, в котором выросли дети, и вот не смогли вовремя выплатить деньги по закладной.
Теперь старикам Куперам требуется совсем небольшая сумма ежемесячно, чтобы снимать скромное жилье. У кого же просить помощи, как ни у детей, ведь это ради них закладывался «старый добрый дом».
Детям старый дом не нужен, хотя, сложившись, они могли бы даже выкупить его для родителей. Но не нужны и сами родители тоже, вернее, странная мать. Люси Купер, по мнению детей, слишком щедра ко всем нуждающимся.
