Поистине верно, что «смелого пуля боится, смелого штык не берет» — ни один снаряд, ни одна мина не попали в башню костела. Все наши разведчики возвратились из этой операции невредимыми. Помню их возбужденные лица. Особенно ликовал молодой жизнерадостный Василий Вешкин. Его симпатичное веснушчатое лицо сияло от удовольствия. Еще бы! Ведь от прицельного огня наших батарей противник понес огромные потери.
В тот же день Вешкин и Дубинин вместе с начальником артиллерии 594-го стрелкового полка майором А. Ф. Жиряковым и разведчиком лейтенантом Поповым повторили дерзкий маневр. Взобравшись с радиостанцией на колокольню кирхи, они долго корректировали огонь артиллерии всей дивизии. К вечеру кирху занял один из стрелковых батальонов полка, и подполковник Чекулаев вместе с заместителем начальника политотдела А. Е. Жуком поднялись наверх, чтобы там установить знамя № 6 Военного совета армии. Прошло несколько минут, и на колокольне неожиданно раздались один за другим два взрыва. Мы с радистом Тененевым, ординарцем Быстровым и еще несколькими разведчиками мигом бросились наверх. Там, на небольшой площадке под колоколом, в густых облаках пыли копошились люди. Сразу мы не могли разглядеть, кто где находится, но постепенно освоились. В углу я заметил А. П. Чекулаева с зажатым в окровавленных ладонях лицом. А. Е. Жук пытался взвалить себе на плечи Жирякова, но тот стонал и просил не трогать его.
В оконном проеме, ярко освещенном солнечными лучами, птицей трепетало на весеннем ветру кумачовое полотнище. Внизу под ним на корточках сидел Василий Вешкин. Осторожно выглядывая наружу, он торопливо подавал команды, корректировал огонь гаубичной батареи:
— Правее ноль десять, больше два, огонь!
— Батареей, два снаряда, беглый... огонь!
И только голос его воспринимался в этом хаосе пыли и стонов как нечто реальное, ободряющее и вселяющее надежду, что все обойдется благополучно. Я потащил за собой Чекулаева. Грише Быстрову велел помочь подполковнику Жук вынести Алексея Федоровича Жирякова. Тененев и разведчики взяли остальных раненых и контуженых. Внизу всем пострадавшим оказали первую помощь, сделали перевязки, подготовили их к эвакуации. А. П. Чекулаев получил легкое ранение в лицо, Жиряков и Попов были серьезно ранены осколками кирпичей. Пострадал и мой разведчик — старший лейтенант Георгий Дубинин.
Вскоре гаубичная батарея подавила немецкое орудие, стрелявшее по кирхе прямой наводкой. Начальник связи артполка Вешкин уступил место на НП артиллерийским офицерам. Мы с Чекулаевым снова поднялись наверх. Высоко над Берлином гордо развевалось знамя нашей Родины.
Начиная с Бухгольца дивизия резко изменила направление наступления, повернув свои полки на юго-запад — на Виттенау, Тегель. С утра 23 апреля в бой вступили все стрелковые части. Артполк по-прежнему поддерживал чекулаевцев.
С Александром Павловичем Чекулаевым меня связывала давняя боевая дружба. Впервые мы встретились весною сорок третьего года на курсах подготовки офицерского состава действующей 5-й армии. Помнится, мы часто решали тактические задачи за командира роты, батальона, полка. Как и я, Чекулаев в прошлом был артиллеристом. Потом мы под Вязьмой командовали с ним стрелковыми батальонами в 207-й дивизии. И здесь, в Берлине, мы сразу же нашли общий язык, помогали друг другу бить врага, воевавшего порой изобретательно и коварно.
Обстановка быстро менялась, полки стремительно двигались вперед. Во второй половине дня дивизия снова изменила направление наступления. Ее части заспешили еще более к югу — в сторону Рейникендорфа и Сименсштадта. Бой не прекращался ни на минуту. Сопротивление врага возрастало с каждым шагом. Участились случаи стрельбы из-за угла. Жертвой такого выстрела стал наш храбрый Василий Вешкин. Его убили у дома, в подвале которого находился командный пункт артполка. Пришлось прочесывать здание. Гитлеровцам, нередко переодетым в гражданское платье, благоприятствовала сама обстановка: в развалинах своего города легче было ориентироваться, скрываться и уходить от преследования.
На закате на моих глазах из окна близлежащего дома убили офицера связи из дивизии полковника Негоды. Стоявшие неподалеку пушки младшего лейтенанта Еременко немедленно открыли огонь по зданию, откуда стрелял гитлеровец...
Ночью полк Вознесенского на южной окраине Борзиг-вальде перерезал железнодорожное полотно и открыл путь полкам Чекулаева и Ковязина на Рейникендорф. Фашисты, используя каменные дома, яростно сопротивлялись, вели шквальный огонь из всех видов оружия. Но наши подразделения не давали втянуть себя в лабиринты улочек и переулков. Штурмовые группы действовали вдоль главных улиц и проездов, мощная артиллерия разрушала опорные узлы. Каждая батарея гаубичного дивизиона выделяла по одному-два орудия для ведения огня прямой наводкой. Обстановка подсказала и тактику применения пушек в уличных боях. Ночью артиллеристы, тщательно маскируя орудия, бесшумно занимали огневые позиции под самым носом у гитлеровцев. Разведчики обнаруживали цели, выбирали наиболее важные из них. Расчеты, подготовившись к стрельбе, утром неожиданно открывали огонь, насмерть поражая врага. Штурмовые группы немедленно устремлялись вперед.
Начало такой тактике положил в нашем полку расчет старшего сержанта Иванова. Утром 24 апреля его орудие, стреляя в упор, разрушило хорошо укрепленное угловое здание, которое было камнем преткновения для целого стрелкового батальона. Этот же расчет с первого выстрела поднял в воздух немецкую противотанковую пушку и обеспечил продвижение наших танков.
Управление артиллерийским полком становилось невероятно трудным и преимущественно децентрализованным. Батареи и взводы, особенно пушечных дивизионов, вели огонь, как правило, прямой наводкой непосредственно в боевых порядках пехоты. Правда, при этом в батареях обязательно обеспечивали огневое взаимодействие взводов. Но каждый раз, если была возможность, огневая мощь полка собиралась в один кулак. По наиболее важным целям наносился удар, позволявший нашей пехоте продвигаться практически беспрепятственно.
Ранним утром 24 апреля в артиллерийский полк прибыл новый командир подполковник Д. Б. Мулл. Я сдал ему свои полномочия и вновь вступил в командование 420-м ОИПТАД.
Овладев совместно с частями 150-й дивизии районом Рейникендорфа, наша дивизия к полудню вышла к Берлинер-Шпандауер-Шиффартс-каналу. Мосты через водный рубеж оказались взорванными, и преодолеть его с ходу не удалось. Противник, увидев на набережной первые подразделения советских войск, обрушил ожесточенный артиллерийский и минометный огонь. Южнее канала простирался большой парк Сименсштадт, а юго-восточнее — жилой массив района Плетцензее. Дальше на восток — Моабит и центр Берлина с рейхстагом и другими правительственными зданиями. Дивизия получила приказ овладеть районом Плетцензее и северной частью Шарлоттенбург, расположенной в излучине реки Шпрее.