В этом месте, когда я расшифровывала эту фразу из диктофона для рукописи, я засомневалась, как правильно пишется название сего прекрасно-мягкого итальянского сыра. Любой советский писатель на моем месте просто заглянул бы в словарь, а я, избалованная счастливая западная штучка, подошла к своему парижскому холодильнику, достала из него пачку «Моцареллы», которую мы с сыночком очень уважаем, и проверила правильное написание названия. И сама себе позавидовала. Живу как звезды!
– Когда Вы почувствовали, что Вы – звезда?
– Мы, вместе с Евой, потому что отдельно я себя звездой не считаю. Я никогда не хотел быть артистом, но понял, что чтобы быть музыкантом, надо еще быть на сцене. Первый раз мы с Евой почувствовали себя звездами через пару месяцев, когда нас привезли в какой-то Ледовый дворец в каком-то городе, и мы вдруг обнаружили, что перед нами стоит двадцать тысяч человек и все они поют наши песни. Вот тут мы, конечно, обалдели по полной программе. Когда Ева просто перестала петь – зрители продолжали петь, танцевать, и у них были счастливые лица – тогда мы подумали, что мы действительно звезды. И это был обычный зал. Были и побольше, были и целые стадионы. Я помню, что, когда мы выступали в Уфе на День города, там было около ста тысяч человек на площади.
– Рвали на себе рубашки в припадке обожания и падали в обморок у сцены?
– Публика была разная: родители с детьми и активная молодежь, были просто мужики с пивом. Но мы перед ними выступали и видели, что люди поют с нами, что мы популярны. Но через два месяца в разгар гастрольной деятельности, когда ты даже не успеваешь постирать одежду, когда из города в город с чемоданом движешься в безумном графике, мы уже перестали обращать на это внимания, у нас не стоял вопрос: популярны мы или не популярны. Для нас это никогда не было главным. Главным для нас было исполнять наши песни, ведь мы в них верим и любим.
– Есть ли у Вас звездная болезнь? Как она возникает и как с этим бороться, чтобы не «зазвездить» до неприличия?
– Я думаю, что у нас нет проблем со звездной болезнью. Ева, у нас есть проблемы со звездной болезнью? По-моему, нет. Мы не заразились этим вирусом, потому что мы – взрослые и умные люди, и мы прекрасно понимаем, что того, чего мы добились, мы этого заслуживаем. Это не так, что нас кто-то взял, нам все сделал, и вдруг мы – такие крутые, известные. Нет. Так как мы внутри – наполовину артисты, наполовину продюсеры, мы находимся в балансе. Чтобы «зазвездить», вторая половина должна не договориться с первой.
– Что в вашем райдере может удивить обычного человека?
– Моя самая смешная история с райдером называется «Белый аист». Было холодно, мы только с самолета и решили попросить у организаторов бутылочку коньяка. Нам предложили записать коньяк в райдер, чтобы каждый раз не бегать. И потом я смотрю: стоит коньячок «Белый аист», мы выпили «Белый аист», вышли на сцену. На следующий день в другом городе я снова вижу «Белый аист» и думаю: «Интересно, какое совпадение!» Через день на следующей концертной площадке опять вижу «Белый аист», ничего не понимаю. Проходит неделя, и каждый день «Белый аист». Звоню директору и спрашиваю, что случилось. Он отвечает: «Вы же хотели коньяк? Я попросил звукорежиссера узнать, какой коньяк нормальный. Тот посоветовал написать „Белый аист“». А я никак не мог понять, почему «Белый аист». Теперь у нас появились еще дополнительно «Рафаэлло» и шампанское. Каких-то сверхъестественных требований нет, просто хорошая машина, хорошая гостиница, не менее четырех звезд, мы же в России, бизнес-класс в самолете.
– А «четыре звезды» от города к городу меняются?
– Да, бывает. Но если попросишь «пять звезд», то «три» гарантированно получишь.
– А чего никогда не будет в Вашем рай-дере? Например, некоторые артисты просят выкрасить гримерку в розовый цвет...
– Чего точно не будет, так это наркотиков. Я слышал, что некоторые артисты прописывают в райдере наркотики. Мы этим не занимаемся.
– Кстати, Ваше отношение к наркотикам, раз уж Вы подняли эту тему. Вы пробовали?
– Я пару раз попробовал разные наркотики.
– И героин, от которого зависимость возникает с первой же инъекции?
– Нет, героин я не пробовал и никогда пробовать не буду, потому что боюсь.
– Есть ли у Вас ощущение, что в шоу-бизнесе больше наркотиков, чем в других областях бизнеса?
– Мне кажется, что банкиры на своих тусовках употребляют их чаще, чем люди шоу-бизнеса. Но бытует нехорошее мнение, что в шоу-бизнесе все немножко сумасшедшие и безответственные люди. Отчасти это так и есть, к сожалению.
Гениальность интервьюера заключается в том, чтобы спровоцировать звезду делиться сокровенным.
– Вы знаете, что артист – это человек, который постоянно на виду, – откровенничал Юра. – Это человек, у которого фактически нет личной жизни. Если он выбрал себе какой-то имидж, то он начинает с ним срастаться и в конечном итоге начинает терять самого себя. Депрессия возникает оттого, что ты постоянно на виду, ты не можешь просто пойти в магазин и что-то там себе купить. Обязательно подойдет человек и с тобой заговорит. Такое ощущение, что ты с ним знаком. Человек думает, что если он видел тебя по телевизору, то он тебя знает и может запросто заговорить. И так думает каждый невоспитанный человек. А ты должен в этот момент улыбаться, не сказав плохого слова. Хотя в последнее время я могу его сказать, так как мне плевать. Если людям наплевать на меня, то почему я должен о них заботиться? Обычно люди просто сгорают оттого, что на виду они слишком хорошие, не такие, как в жизни. Я считаю, что у людей крыша течет от этого однозначно. Ведь мы, артисты, должны людям дарить музыку, добро, радость, праздник. Мы же не можем быть плохими. Но это определенное напряжение, как будто сидишь на экзамене, а ты должен быть самим собой. Где ты можешь быть самим собой? Только у себя дома. Я перестал общаться со многими друзьями детства, потому что они стали меня воспринимать как человека с экрана. Я не могу с ними спокойно общаться. И это вызывает стресс у человека. Ты ведь остаешься внутри самим собой. Да, ты чего-то добиваешься, и это здорово, но люди почему-то меняют к тебе отношение. Некоторые просто завидуют.
О старых друзьях.
– Во-первых, мой друг – Иван Лапшин. Ева Польна – мой самый близкий друг, с которым мы прошли и огонь, и воду, и я сейчас понял, что такое «медные трубы» – это испытания славой и популярностью. У меня есть много хороших знакомых, а друзей не должно быть много, один, два, три человека, и конечно, родственники. Например, моя мама – мой близкий друг. Я почти прекратил со всеми друзьями из прошлого общаться, потому что это перестало быть интересным. Когда мы учились в школе, мы были одного статуса, одних интересов. Одни люди чего-то добиваются, а другие нет, мы становимся разными, и у нас появляются новые знакомые.
