И тут позвонил Янклович и сказал, что сейчас приедет. Вернее, я ему сказал, что отец очень плохо себя чувствует, а мне надо уезжать, и тогда он ответил:
— Тогда я сейчас приеду.
Приехал он через час с сыном и кое-что привез…» (Это «кое-что» было кокаином. — Ф. Р.)
В этом отрывке обратим внимание на то, что ни один из друзей и коллег Высоцкого не согласился приехать к нему домой, а его родители чуть ли не криком кричат, пытаясь заставить своего внука покинуть квартиру отца. И это неудивительно, учитывая то, что все эти люди прекрасно знали о том, во что за последние годы превратилась квартира Высоцкого на Малой Грузинской, 28 — в настоящий вертеп, в притон, где балом чаще всего правят водка, наркотики и продажные девки. Поэтому вполне закономерно, что к концу жизни Высоцкого вдохновение к нему там приходило все реже и реже. Это был тот самый «неродящий пустырь», о котором он пел в своих «Райских яблоках».
Вечером того же дня 20 июля Высоцкого дома навестил Станислав Говорухин. С января они находились в ссоре, после того как Высоцкий не приехал на «Кинопанораму», но теперь помирились. Высоцкий уже оклемался, был в хорошем расположении духа, и они проговорили в течение нескольких часов.
21 июля Высоцкий почти весь день безвылазно провел дома. Вечером отправился в театр, где должен был играть в «Преступлении и наказании», но на сцену не вышел — уговорил Любимова его заменить. Очевидцы рассказывают, что в тот день только и твердил, что скоро умрет. Все хотел вернуть людям, у которых что-то брал, долги. Из театра он заехал к Ивану Бортнику. Тот вспоминает:
«Володя зашел в шикарном вельветовом костюме, с ключами от „Мерседеса“. Увидел у меня бутылку водки „Зверобой“ — и сразу: „Давай, наливай!“ Я говорю тихо жене Тане: „Спрячь ключ от машины“. Выпили, он захорошел. „Поехали, — говорит, — ко мне продолжать! Возьмем у Нисанова спирту“. Потом спохватился: „Где ключи-то от машины?“ Я говорю: „Спрятали, лучше возьмем такси“. Отправились к его девушке Оксане на Грузинскую. Там Володя достал спирт, выпили, говорили допоздна.
Утром он меня будит: «Ванятка, надо похмелиться». Я сбегал в магазин, принес две бутылки «Столичной» по 0,75. Оксана устроила скандал и одну разбила в раковине на кухне. Но мы все-таки похмелились из оставшейся бутылки. Я попрощался с Володей, взял такси, уехал домой, отключил телефон и лег спать, потому что через день у меня был важный спектакль — «Десять дней, которые потрясли мир». Как потом рассказала Таня, вечером Володя пришел совершенно трезвый, взял у нее ключи от машины и уехал. Меня будить не стал…»
В тот день, 22 июля, Высоцкий заехал в ОВИР, где получил загранпаспорт. Оттуда он заехал в авиакассу и приобрел билет до Парижа на 29 июля. Еще он заехал в аптеку, где у него работали знакомые, и выпросил у них несколько ампул «лекарства». Только на них и держался. Вечером позвонил Влади и сообщил дату своего приезда. Вспоминает М. Влади:
«Вечером двадцать второго июля — наш последний разговор: „Я завязал. У меня билет и виза на двадцать девятое. Скажи, ты еще примешь меня?“
— Приезжай. Ты же знаешь, я всегда тебя жду.
— Спасибо, любимая моя.
Как часто я слышала эти слова раньше… Как долго ты не повторял их мне… Я верю. Я чувствую твою искренность…»
Если сказанное Влади правда, то в поступках Высоцкого не было никакой логики: несколько дней назад он ездил с Оксаной покупать обручальные кольца, а теперь звонит жене, говорит, что завязал (хотя это неправда), что любит ее, и просит его принять. Между тем, по словам Оксаны, Высоцкий в те дни заявил ей, что хочет порвать с женой, и даже написал ей прощальные стихи. Он передал их Оксане вместе с адресом, чтобы та отослала их в Париж. Но она этого не сделает — оставит открытку на телевизоре в квартире Высоцкого. Те стихи теперь известны всем:
Лед надо мною — надломись и тресни!
Я весь в поту, как пахарь от сохи.
Вернусь к тебе, как корабли из песни,
Все помня, даже старые стихи.
Мне меньше полувека — сорок с лишним.
Я жив, двенадцать лет тобой храним.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед ним.
23 июля Высоцкий был в ресторане ВТО. Вспоминает А. Бальчев:
«Володя был в плохой форме. Он приехал около одиннадцати. Мы сели за один столик, начали что-то есть… Как назло, в ресторане тогда царила невероятно пьяная атмосфера. Наш столик сразу окружили какие-то люди. Все хотели выпить с Володей. Я разгонял народ как мог. Когда мы вышли на улицу, Высоцкий был уже изрядно подвыпивший и попросил меня довезти его до дома. С нами поехали тогда актер Владимир Дружников и Оксана Афанасьева. Из ресторана я прихватил с собой бутылку водки. Володя буквально вырвал ее из моих рук: „Я должен угостить Дружникова, сам пить не буду“. Еще я хорошо запомнил, что у него с собой было много денег — целая пачка. И мне показалось, что он от них хотел избавиться, пытался их отдать. Как будто предчувствовал…»
В. Нисанов: «В эти последние дни Володя редко выходил из дома, но я хорошо помню, что он ездил в ВТО. Привез актера Дружникова и поднялся ко мне. На кухне посадил его напротив себя и говорит: „Давай, рассказывай про всех наших ушедших друзей… Рассказывай, как жили…“ Дружников рассказывал по мере своих сил. А потом спросил: „Володя, а правда, что у тебя два „Мерседеса“? А правда, что у тебя квартира 150 метров?“ — „Да, правда…“ Обыкновенная зависть… И это не понравилось Володе… „Ну, я пошел, Валера, ты его проводишь?“ И ушел к себе».
А. Штурмин: «Я приехал к Володе 23 июля. Он был в очень плохом состоянии… Сначала он меня не узнал… Потом узнал, подошел, обнял. Никогда в жизни не забуду напряженное, твердое, как камень, тело».
Б. Немчик: «Я позвонила на квартиру Высоцкого 23 июля. К трубке подошел Валера Янклович.
— Как у вас там дела?
Валера ответил:
— Сама не слышишь?
(Было слышно, как Володя стонал: «А-а! А-а!»)
— И так все время?
— Все время…»
А. Федотов: «23 июля при мне приезжала бригада реаниматоров из Склифосовского. Они хотели провести его на искусственном аппаратном дыхании, чтобы перебить дипсоманию. Был план, чтобы этот аппарат привезти к нему на дачу. Наверное, около часа ребята были в квартире — решили забрать через день, когда освобождался отдельный бокс. Я остался с Володей один — он уже спал. Потом меня сменил Валера Янклович».
Л. Сульповар: «23 июля я дежурил. Ко мне приехали Янклович и Федотов. И говорят, что Володя совсем плохой. Что дальше это невозможно терпеть и надо что-то делать.
