Нельзя, по мнению ученого, согласиться с утверждениями о государстве как о единственном правотворящем органе общества: право существует и помимо государства и его структуры, и ошибкой механистического мировоззрения Нового времени является перенесение видимых условий существования права в современном обществе на иные исторические эпохи[621]. Гурвич соглашается, что применительно к современным условиям трудно отрицать доминирующую роль государства в формировании правопорядка – это результат своеобразной «эволюции» регулятивных механизмов от недифференцированных, синкретичных форм к специальным механизмам. Право государства не является единственным возможным способом существования права, наряду с ним существуют иные способы закрепления нормативных фактов. Между правом государства, социальным, каноническим, международным и другими системами права возможны конфликты и коллизии, которые приводят к проблеме взаимосвязи права и государства. Само государство ученый определяет как блок социальных групп, организованных по территориальному принципу, основанный на безусловном принуждении и не терпящий неподчинения[622]. Государство также может быть понято как часть права: «в правовой действительности государство предстает озерцом в огромном, охватывающем его со всех сторон море права»[623]. Гурвич указывает на следующие принципы взаимосвязи права и государства: право и государство не должны отождествляться; ни право, ни государство не могут мыслиться как нечто качественно превосходящее друг друга; право и государство не могут быть полностью независимыми друг от друга; основой государственной организации является право, поэтому нельзя говорить о неправовом государстве[624].
Такая позиция не влечет умаления или отрицания государственного суверенитета, который составляет существенный признак государства. В этом плане мыслитель предлагает разделять разные виды суверенитета. Суверенитет с социологической точки зрения может определяться как преобладание в любой из социальных групп единого над множеством, центростремительных сил над силами центробежными[625] – таким суверенитетом может обладать любая социальная группа (здесь нельзя отождествлять разные виды суверенитета: политический (которым в абсолютной мере обладает государство), юридический, экономический и т. д.). В социальной действительности плюрализм суверенных порядков трансформируется в иерархию взаимоподчинения: суверенитет групп подчиняется суверенитету социального класса, нации, церкви; суверенитет последних подпадает в сферу верховенства глобальных обществ[626] – из этого положения ученый выводит примат международного права по отношению к праву национальному[627].
Вместе с тем нельзя говорить о том, что государственное право носит подчиненный характер и имеет низшую ценность, чем право социальное, – точка зрения, высказываемая французской исследовательницей Э. Серверен: «Гурвич пытался утвердить спонтанное право для утверждения демократии, которая должна была бороться против государственного права»[628]. Как мы помним, мыслитель был категорическим противником разного рода иерархий и подчеркивал относительность любой схемы взаимоподчиненности социальных явлений. И если в определенные периоды истории преобладает спонтанное, корпоративное или церковно-мистическое право, то из этого не следует, что не может существовать социальных констелляций, в которых будет доминировать право государственное (выше мы привели пример прогрессивного влияния государственного права, оказывающегося более близким к идеалу справедливости, чем право социальное – рабовладение, крепостничество и другие социальные структуры, которые находят интуитивное признание на уровне права социального, но подвергаются реформам государственного права). Поэтому, если использовать термины диалектики Гурвича, в отношениях между государственным и социальным (спонтанным) правом речь идет о взаимодополняемости, но не о конфликте, который хоть и может иметь место, но обязательным не является.
Мыслитель отказывается от традиционного взгляда на право как на способ социальной интеграции в рамках общества: основой права является плюрализм проявлений социабельности в форме нормативных фактов. Вслед за Л. Дюги и О. Эрлихом Г. Д. Гурвич утверждает, что право может существовать не только в рамках государства, но в любой другой социальной группе: для возникновения права достаточно «объективного признания нормативного факта»[629], которое и является актом реализации права. Такое признание происходит на коллективном интуитивном уровне и представляет собой познавательный акт, не связанный напрямую ни с организованным волеизъявлением, ни с угрозой принудительной силы. Применительно к процессу признания речь идет именно о коллективном, надындивидуальном признании, но не о рефлексии отдельных индивидов по поводу соответствия нормы неким априорным идеалам[630]. Соблюдение нормы означает внутреннюю интуитивную осмысленность социального поведения[631]. В этом аспекте Н. С. Тимашев указывал на сходство идей Гурвича с концепциями социетальной регуляции МакИвера, идеальных паттернов Линтона и правовой этики самого Тимашева[632].
Нелегко отнести концепцию Гурвича к одной из отраслей теоретического знания о праве: теории, философии или социологии права. Этому есть ряд причин. Во-первых, правовое учение Гурвича всегда находилось в процессе эволюции, и мыслитель акцентировал свое внимание на разных аспектах феномена права. К примеру, некоторые исследователи вполне обоснованно считают, что правовая концепция Гурвича эволюционировала от философии к социологии права[633]. Однако нужно иметь в виду, что сам Гурвич не проводил строгой границы между этими двумя дисциплинами, которые представляли для него скорее два аспекта одной научной теории. Показательно в этом плане то, что в своих работах он колебался между разными обозначениями данной дисциплины: «философия права», «социология права», «юридическая социология», «социологическая теория права».
Во-вторых, мыслитель предлагал свое собственное видение предмета и метода каждой из вышеназванных дисциплин, а по отношению к социологии права как научной дисциплины Гурвича вообще можно рассматривать как одного из основоположников.
И в-третьих, Гурвич рассматривал право как целостное социальное явление, знание о котором может быть только интегральным. Поэтому он не придавал большого значения разделению теоретического знания о праве на отдельные сектора, хотя и не отрицал наличия такого деления. Свою концепцию Гурвич не относил напрямую к какой-либо отдельной дисциплине и говорил о ней как о синтезе. Соответственно, необходимо рассматривать правовое учение Гурвича как относящееся сразу к трем дисциплинам: теории, философии и социологии права.
Утверждая интегративный характер знания и науки о праве, ученый, тем не менее, предлагает свое видение разграничения этих научных дисциплин. Он проводит различие между теорией права (наукой социального регулирования, создающей специальные приемы юридической техники), философией права («созерцательное» изучение целей и ценностей, лежащих в основе юридической техники) и социологией права (научное изучение полноты социальной действительности права)[634]. Мнимый конфликт между этими дисциплинами основывается на неправильной трактовке их предмета и метода – единство предмета (правовая действительность) и различие задач и методов обусловливают принципы взаимоотношений и сотрудничества между данными отраслями научного знания[635]. Говоря о взаимосвязи теории и социологии права[636], Гурвич перефразирует высказывание М. Ориу: «недостаток социологии уводит от права, но избыток социологии возвращает к нему»[637].
Социология права среди этих трех дисциплин привлекала особое внимание Гурвича, поскольку она была относительно новым научным направлением, не ассоциировавшимся тогда ни с какой конкретной философской доктриной[638]. В силу этого Гурвич чувствовал себя намного более свободным в формулировании своих «революционных» методологических принципов именно в рамках социологии права, поскольку философия права, как давно сложившаяся дисциплина с многовековой историей, обрекала на ограниченность комбинациями озвученных ранее идей и взглядов, а теория права, по общему убеждению современников Гурвича, была призвана служить исключительно интересам юридической практики. Поэтому принципы правового учения Гурвича с 1940-х годов формулировались «под знаменем» социологии права, хотя в современной научной терминологии его учение можно отнести скорее к философии или к теории права.