Мираж оживал прямо у меня на глазах.
Я снова взялась за айфон и заказала тиковую мебель: два дивана и два кресла.
— Ты одним пальцем способна нанести больший ущерб нашему благосостоянию, чем я всеми своими конечностями, — пожаловался Джон.
В магазин тканей, выбирать обивку и подушки, я поехала в сопровождении подруг. Нам здорово повезло: в продаже как раз была замечательная всепогодная ткань санбрелла изумительного тускло-оранжевого цвета под названием «манговые пузырьки». Великолепно!
Потом в хижину провели электричество: кому нужна хижина без потолочных вентиляторов, освещения и музыки?
— И кабельного телевидения, — подсказал Джон, который уже заразился энтузиазмом по поводу нашего оазиса.
Один из друзей услышал его и тут же притащил плоский телевизор с диагональю двадцать семь дюймов.
— Для вашей хижины, — объявил Вэл.
Еще прежде, чем мы успели его повесить, другой наш приятель, Дэвид, увидев пустой кронштейн, притащил еще один плоский телик, с диагональю тридцать четыре дюйма.
Вау!
Я заказала подушки с монограммами, придирчиво выбирая цвета и размеры.
— Подушка должна быть достаточно большой, чтобы закрывать валик дивана, иначе голове будет неудобно, — объясняла я друзьям.
Пол в хижине мы вымостили камнем и проложили широкую плиточную дорожку, чтобы удобно было возить по ней мое кресло. А еще мы купили ловушки для москитов — «роллс-ройсы» среди ловушек.
В общем, мы сделали все возможное для того, чтобы хижина стала удобной.
И, как ни странно, нам очень помогли правила застройки. Посреди двора хижина продувалась ветерком со всех четырех сторон.
Сидя в нашей хижине в первый раз, я слушала шелест пальмовых листьев у себя над головой, журчание водопадика в бассейне и перезвон воздушных колокольчиков. В голове у меня была одна мысль: «Так бы и сидела здесь вечно».
Какая бы жара ни стояла снаружи, под пальмовыми листьями всегда прохладно. Как бы ни поливал дождь, под ними всегда сухо. Что бы ни творилось у нас в доме или у меня в голове, в хижине всегда мир и покой.
По всему периметру крыши Джон развесил круглые электрические лампочки. Вечерами они льют мягкий приятный свет, добавляя радости в нашу жизнь. Телевизор мы так и не повесили. Вместо этого мы собираем друзей. Пьем вино. Отдыхаем. Смеемся.
Я бываю в моей хижине каждый день, иногда целый день. С детьми. С друзьями. Но чаще одна.
Прибегает Уэсли показать свои картинки.
— Гляди, мам, я добавил теней, — говорит он и протягивает старый рисунок Пятачка.
Светотень — это что-то новое. Обычно он рисует ручкой или фломастерами, линии у него безошибочные.
— Очень красиво, Уэсли, — успеваю сказать ему я, и он уходит.
Я наблюдаю, как Грейс носится в зарослях манго. Вот она исчезает в кустах — наверное, ловит ящерицу. Мне виден лишь белый пушистый хвост, который мотается из стороны в сторону, словно сигналя: «Йо-хо-о! Я здесь! Отрываюсь по полной!»
Собака хватает ящерицу зубами, потом роняет, та отбегает немного, собака ловит опять. Когда ящерица больше не может бежать, Грейс склоняет голову набок, уши свешиваются ей на глаза — вид у нее озадаченный.
Дует ветерок. Порхают бабочки. Я пишу, а Грейси подходит и тихо ложится у ног.
Теперь я встаю рано, вопреки своим прежним привычкам. Джон усаживает меня в мое любимое кресло и оставляет наедине с айфоном и работой.
Когда меня одолевают москиты, я пишу: «На помощь! Нужен спрей!»
Ощутив зов природы, я пишу: «Тревога: вонючие огурцы. Срочно нужно домой, помогите».
Джон полюбил дремать рядом со мной на диване. На подлокотник он кладет большую синюю подушку, на нее пристраивает голову и вытягивается во весь рост.
— Сюзи, эта хижина — лучшее, что мне когда-либо приходило на ум! — говорит он однажды вечером с улыбкой. — Нет, правда, великолепно, — бормочет он минуту спустя, засыпая. — Как будто она всегда была здесь. Спасибо.
В начале июня я устроила вечеринку под названием «Манговое безумие» — обмыть нашу хижину и поблагодарить всех, кто помогал ее строить. Друзья сняли с наших деревьев сотни плодов манго, наготовили с ними разной еды и принесли на вечеринку.
Я пригласила сто двадцать пять человек. Пришли около сотни. Все мои помощники: те, кто готовил еду, сортировал фотографии для альбомов, выполнял мои поручения, скидывался мне на айпэд, сидел с моими детьми, давал денег.
Среди приглашенных был подрядчик, который сделал наш дом пригодным для жизни инвалида, по себестоимости. Пэт Маккенна, частный детектив. Толпы фотографов и журналистов, с которыми я работала в «Палм-Бич пост».
Пришел главный редактор газеты и поблагодарил меня за поддержку, которая была ему так нужна, когда он только входил в эту непростую роль. Из Оклахомы приехала Мэри, наш бывший редактор. Трейси принесла мне браслет с крестом и сказала, что молится за меня. Мой сосед Гленн — пенсионер шестидесяти с лишним лет — плакал, говоря со мной.
— Мне так жаль, Сюзанна, — сквозь слезы выговорил он, и следом расплакалась и Бриджит, его жена.
Уэсли частенько забредает на их участок и просит разрешения поиграть там, и они разрешают. Уэс бывал у них так часто и задавал столько вопросов насчет обнаженной статуи у бассейна, что Бриджит пришлось надеть на нее короткий саронг — прикрыть срамные места.
Разве такие люди не заслуживают приглашения на вечеринку?
Мы с Джоном лезли из кожи вон. Одолжили столики и тенты. Расставили фонари вокруг бассейна, возле водопада и хижины. Одна знакомая наделала декоративных свечей на круглых кусочках пробки. Мы запустили их в бассейн.
— Ваш двор прямо картинка из журнала «Жизнь в тропиках», — сказал кто-то из гостей.
Во дворе на открытом огне жарились индейка и поросенок. Там же стояли агрегаты с маргаритой и пинаколадой, а выпивки было столько, что можно было напоить команду пиратской шхуны.
В разгар веселья какой-то болван не нажал, а дернул на себя рукоятку машины с пинаколадой. Она сломалась, и стоявших поблизости гостей обдало липкой кокосовой смесью, словно из брандспойта.
Отлично. Обожаю запоминающиеся моменты!
Друзья принесли восемьдесят пять блюд — все, разумеется, из манго. Кесадилья я манго, салат из шинкованного манго, перевернутый пирог с манго, салат из манго с хикамой, салат из манго с черными бобами, манговая сальса и манговый чатни, креветки с манго, манговый коблер и еще много-много всего мангового. Кулинарная подружка Джен, снискавшая славу в веках своим рождественским обедом, вызвалась организовать и украсить пиршество.
Расположились мы во дворе. Кое-кто, вроде меня, под крышей хижины. Другие расселись по бамбуковым и тиковым креслам или за столами, покрытыми скатертями тропических расцветок. В бассейне плавали огоньки, фонари сверкали, свежие цветы радовали глаз, блюда благоухали, бокалы были полны, музыка играла.
И тут пошел дождь.
Да, пошел мелкий противный дождик и моросил около часа — достаточно, чтобы испортить женщинам прически, промочить все кругом и развесить в воздухе влажную дымку, как будто над нашим праздником вдруг раскинулся цирковой шатер.
Среди гостей был человек по имени Рон, ему лет пятьдесят с лишним, он бывший репортер, и мы любя называем его «чокнутым кузеном». Рон ворчит по любому поводу.
Пока шел дождь, Рон пробрался ко мне сквозь толпу гостей и выпалил:
— Все прекрасно, Сьюзен. Все так прекрасно! Даже дождь.
Гости, не переставая болтать, потихоньку перебирались под полог праздничной палатки и под крышу хижины. Время от времени в толпе раздавались радостные вопли: это те, кто не виделся много лет, замечали и приветствовали друг друга.
Несколько лет назад в газете прошло сокращение штата. Изрядное количество народу получили белый билет. На моей вечеринке все снова встретились.
«Вряд ли они еще когда так соберутся», — писал мне потом один из нынешних сотрудников.
В «Фейсбуке» мои гости восклицали, что это был «волшебный вечер» — «триумфальный успех Спен-Вен». Меня это позабавило.
Во время вечеринки я не могла свободно общаться с гостями. Не присутствовала за пиршественным столом под крышей дома. Я не вставала с кресла.
Тогда я могла ходить только с помощью Джона, который должен был держать меня под мышки, чтобы не дать упасть, точно я годовалый ребенок. Я не хотела, чтобы меня видели такой.
Это называется гордость.
А еще я не съела ни кусочка манго. С моими слабыми руками я ем примерно так же аккуратно, как двухлетний малыш, и мне трудно говорить и есть одновременно, не поперхнувшись.
Зато рядом со мной стояла миска с оливками. Оливки вкусные — раз; их легко брать руками, жевать и глотать — два; в них полно полезных для организма жиров, то есть максимум пользы при минимуме усилий, — три; и еще они соленые, что сокращает число походов в туалет, где муженек должен усаживать меня, словно годовалого младенца, на горшок, — четыре.