жизни и высоком предназначении отпрыска династии Габсбургов девице вполне хватало. Император Франц не был поклонником слишком глубокого образования для женщин, поэтому особый упор делался на изучение иностранных языков — кто знает, в какое государство удастся выгодно выдать замуж дочь. Учитывалось также, что подданные Австрии разговаривают на 12 языках. Отсюда Мария-Луиза бегло владела, помимо родного немецкого, французским, английским, испанским, итальянским, а также чешским, венгерским и начатками турецкого. Она проявляла интерес и способности к музыке, играла на клавесине, арфе и гитаре, а также премило рисовала.
Разумеется, время наложило отпечаток и на ее воспитание. Семейству пришлось дважды бежать из Вены в Польшу и Венгрию и проживать в весьма непривычных тяжелых условиях. Естественно, что ненависть эрцгерцогини к «корсиканскому чудовищу, узурпатору, антихристу и людоеду» и французам, отправившим на эшафот ее двоюродную бабку, королеву Марию-Антуанетту, не знала границ. Ребенком она вымещала свой гнев на кукле, изображавшей проклятого Бонапарта. Эту ненависть постоянно подогревала ее мачеха Мария-Людовика, урожденная эрцгерцогиня Модена-Эсте. Ее отец был наместником австрийского императора в Ломбардии [47], откуда ему со всей семьей пришлось бежать в Вену, когда в 1796 году французские войска под командованием Наполеона заняли Милан. Более глубоко в вопросы высокой политики Мария-Луиза не вникала и жила простыми девичьими мечтами о прекрасном принце, что при ее высоком происхождении вовсе не было беспочвенными фантазиями.
Тем временем ее судьба решалась далеко от родных мест. В сентябре 1809 года «польская любовница» императора Наполеона I, графиня Мария Валевская, известила его о своей беременности. Новость, что он способен быть отцом, заставила его принять кардинальное решение: ему надлежит срочно развестись с любимой, но уже неспособной к рождению детей супругой Жозефиной и вступить в брак с принцессой из какой-то уважаемой династии с глубокими историческими корнями, дабы обеспечить свой престол наследником. Особой привередливости Наполеон не проявлял, во всеуслышание заявив своему канцлеру Камбасересу:
— Я женюсь на чреве!
Выбор был не особо велик: либо русская великая княжна, либо австрийская эрцгерцогиня, либо саксонская принцесса. Вдовствующая императрица Мария Федоровна наотрез отказалась отдать свою дщерь «корсиканскому разбойнику», но вот эрцгерцогиня Мария-Луиза, мать которой родила дюжину детей, а бабки — по полтора десятка (в ее родословной были такие замечательные предки как великий император Карл V, великая императрица Мария-Терезия и по материнской линии — целая вереница великих французских королей), показалась Наполеону самой подходящей кандидатурой. Император со свойственной военному решительностью не видел причин медлить с зачатием будущего сына, и дипломаты, отбросив все привычные процедуры, срочно принялись за дело. У находившейся в то время в венгерском городе Офен Марии-Луизы почему-то возникли некие смутные предчувствия, не предвещавшие ей ничего хорошего. 5 января 1810 года она написала отцу такое письмо:
«Дражайший папа…, те многие доказательства вашей отеческой снисходительности и доброты, каковые вы дали мне, побуждают меня осмелиться на совершение шага, который я охотно отложила бы до вашего прибытия в Офен, однако же самые последние события побуждают меня к необходимости без промедления излить вам свое сердце. Сегодня я прочитала в газете о разводе Наполеона со своей супругой; должна признаться вам, дорогой папа, что я была сим сильно обеспокоена. Та мысль, что не исключена возможность моего включения в ряд тех особ, которые, возможно, были бы предложены в качестве его будущей супруги, подвигла меня сделать вам признание, которое я приношу в ваше отеческое сердце. Вы не раз изъявляли доброту заверить меня, что никогда не будете принуждать мою склонность. За время моего пребывания в Офене мне представилась благоприятная возможность познакомиться с эрцгерцогом Францем [48] и открыть в нем все те качества, которые смогли бы сделать меня счастливой. Я призналась в этом маме, которая имеет справедливые притязания на мое неограниченное доверие и была столь добра, чтобы предоставить мне сию благоприятную возможность и сообщить вам о моих чувствах. В уверенности, что я не могу вручить мою судьбу в лучшие руки, нежели ваши, ожидаю вашего решения с ощущениями детского благоговения и любви, каковые испытывала всегда, дражайший папа, ваша нижеподданейшая послушнейшая дочь Луиза».
Не следует удивляться заискивающему тону этого письма, девушка понимала тщетность своих надежд на брак с эрцгерцогом Францем Модена-Эсте, ибо как дочь императора она была предназначена для замужества на более высоком уровне. Но потерпевшему не одно поражение от Наполеона императору Францу I было не до нежных чувств молоденькой дочки, и он без малейших колебаний дал свое согласие на этот унизительный для него союз. Но недаром императорская дочь была воспитана в духе беспрекословного послушания! Когда министр иностранных дел граф фон Меттерних явился к ней для проформы испросить ее согласие на вступление в этот брак, внушавший девушке смертельный ужас, Мария-Луиза с большим достоинством ответила:
— Я желаю только того, что приказывает мне желать мой долг. Когда речь идет об интересах государства, я должна следовать им, а не своим чувствам. Молите моего отца руководствоваться его долгом императора, а не интересами моей особы.
Сам Меттерних не питал особых иллюзий как насчет ума эрцгерцогини (как будто предчувствовал, что Марии-Луизе суждено стать для него крестом еще на много лет в будущем. К слову сказать, зная его нерасположение, она платила ему той же монетой), так и насчет прочих ее качеств, ибо внешность этой блондинки с синими глазами не представляла собой ничего из ряда вон выдающегося. Для него она была лишь одной из нескольких дочерей императора, которые все представлялись ему на одно лицо.
— Ликом она скорее дурна, нежели пригожа, но хорошо сложена и, если ее немного обиходить и приодеть, будет выглядеть привлекательно, — весьма прагматично высказался министр иностранных дел.
Известный острослов князь де Линь выразился еще более хлестко:
— Австрия преподнесла Минотавру прекрасную телку!
Императору Францу стукнуло 42 года, его будущему зятю Бонапарту — 40 лет. Чтобы не ударить в грязь лицом, Франц I, невзирая на тяготы ведения войн, дал за дочерью солидное приданое в размере полумиллиона франков и драгоценностей на двести тысяч гульденов. Венчание в венской церкви августинцев было произведено по доверенности. Поскольку размер пальца Наполеона был неизвестен, архиепископ Вены для верности благословил одиннадцать обручальных колец. Австрийская аристократия расценивала этот брак как унижение Габсбургов.
Наполеон, обладавший неограниченными финансовыми ресурсами, из кожи вон лез, чтобы угодить столь высокородной молодой жене, так что в Париже для нее было приготовлено огромное роскошное приданое. Впервые
